Вспомни меня - Челси Бобульски
— Я знаю.
— Что изменилось?
— Я влюбился в тебя, Лия. Вот что изменилось.
— Но ты был в порядке до прошлой ночи
— Что ты хочешь, чтобы я сказал? Что я притворялся так долго, как только мог, что это лето не было ложью? Что нам не придётся прощаться друг с другом в конце?
Наши голоса становятся громче прибоя, и я знаю, что опасно говорить так открыто здесь, так близко к отелю, где любой может услышать, но я не могу остановиться.
— Но именно поэтому мы не должны тратить наше время на споры или размышления о будущем. У нас есть только сейчас — прямо сейчас — и вот как ты хочешь провести наше время вместе?
Он сокращает расстояние между нами.
— Ты думаешь, это меня не убивает? Ты думаешь, я хочу попрощаться с тобой? Это кольцо на твоём пальце — похоронный звон, напоминающий мне каждый раз, когда я обнимаю тебя, целую, хочу тебя, что ты не моя. Ты никогда не будешь моей.
— Но у нас есть сейчас.
Слёзы затуманивают мне зрение.
— Сейчас я твоя.
Он проводит руками по волосам, завязывая их узлом на затылке.
— Этого недостаточно.
Мой голос — спокойная тишина зимы.
— Это всё, что я могу дать.
Он качает головой.
— Прости.
— Ты трус, Алек Петров, — шепчу я, когда он уходит.
Я делаю глубокий вдох, пропитанный солью воздух пронзает мои лёгкие, как ножи.
— Ты меня слышал? — я кричу, перекрикивая ветер. — Ты трус.
Он даже не оглядывается через плечо, направляясь обратно в отель, забирая с собой моё сердце и душу, оставляя позади лишь оболочку девушки, которой я была раньше. Всё моё тело оседает на песок.
ГЛАВА 36
НЕЛЛ
АЛЕК ПЫТАЕТСЯ ВЗЯТЬ МЕНЯ за руку, но я отшатываюсь, поднимая песчинки. Шум прибоя громко отдаётся в ушах, безжалостный барабанный бой.
— Ты так же бредишь, как и я.
Я снова смеюсь, но смех звучит неправильно. Отчаянно. Я разворачиваюсь на каблуках и продолжаю идти.
— Или, может быть, это сон. Да, так и есть. Я всё ещё сплю.
— Нелл, остановись.
— Мне просто нужно проснуться. Мне просто нужно…
Моё тело замирает. Я в замешательстве опускаю взгляд на свои ноги. Я пытаюсь сделать ещё один шаг вперёд, но это всё равно, что пытаться пройти сквозь стену. Я говорю себе сделать шаг назад, и моё тело реагирует, но когда я говорю себе идти вперёд — ничего не происходит.
— Это линия собственности отеля, — говорит Алек, останавливаясь рядом со мной и глядя на пляж перед нами. — Ты не можешь пересечь её.
— Почему?
— Проклятие не позволит тебе.
— Проклятие? — я давлюсь смехом. — Ладно, теперь ты действительно спятил. Я могу уйти в любое время, когда захочу.
Я скриплю зубами, толкая весь свой вес вперёд.
Но всё бесполезно.
Я не сдвинулась ни на сантиметр.
— Ты хоть раз пыталась выйти из отеля с тех пор, как приехала? — спрашивает Алек.
— Пока нет, — признаюсь я, — но только потому, что у меня не было для этого никаких причин.
Он скрещивает руки на груди и одаривает меня полуулыбкой, от которой моё сердце делает сальто.
Поцелуи — прикосновения — потребность — желание — не могу остановиться — не хочу останавливаться — он воздух, которым я дышу, и мысли, которыми я живу — он кровь в моих венах и слёзы в моих глазах —
— И тебе это не показалось странным? — спрашивает он.
Я трясу головой, пытаясь прояснить её. Если это сон или галлюцинация, то почему эти мысли — эти случайные, но совершенно ясные мысли — кажутся воспоминаниями, о которых говорит Алек?
— Я была занята, — выдавливаю я.
— Как только ты сюда попала, отель находит причины удержать тебя здесь, пока всё не будет сделано.
— Пока что не будет сделано?
Его улыбка исчезает.
— Может быть, нам стоит присесть.
— Я не хочу садиться.
Я знаю, что веду себя как ребёнок, но я не могу остановиться. Всё это не имеет никакого смысла.
Алек вздыхает.
— Нелл. Пожалуйста.
Смирение, поражение в его глазах смягчают меня больше, чем что-либо другое.
— Хорошо.
Мы садимся на краю линии прилива. Алек сидит лицом к воде, подтянув колени к груди. Я сажусь, скрестив ноги, лицом к нему.
Он не смотрит на меня, когда говорит:
— Это не первый раз, когда ты здесь, и это не первый раз, когда ты возвращаешься.
Я хмурюсь.
— Я не понимаю.
Но я знаю. Какая-то маленькая часть меня знает, что он пытается сказать. Я уже складываю кусочки воедино. Я чувствую, как она — Аурелия — стучится в дверь моего сознания, пытаясь сказать мне, показать мне, но логика и разум сопротивляются ей, этому другому человеку с этими воспоминаниями и чувствами, вторгающимися в мои собственные.
— Это твоё седьмое возвращение с тех пор, как… — он колеблется. — С тех пор, как умерла Аурелия.
Он ожидает, что я поверю, что была здесь, в этом отеле, не один раз, а семь раз до этого?
Мой голос тихий, как колибри, подхваченная ветерком:
— Ты имеешь в виду, с тех пор, как её убили.
Он ничего не говорит.
— Как это произошло? — спрашиваю я.
Он выдыхает.
— Я хотел бы рассказать тебе, но ты должна вспомнить сама.
Я прищуриваю глаза.
— Ты меня подставляешь, да? Это какая-то шутка?
— Нелл…
Я заставляю себя подняться.
— Я такая глупая. Ты, правда, так сильно меня ненавидишь? И за что? За то, что случайно наткнулась на тебя пару раз?
— Нелл…
— Я больна. В прямом смысле больна. И у тебя хватает наглости использовать это против меня?
— Я не могу рассказать тебе, что произошло, — огрызается он в ответ, — потому что я уже пробовал сделать это раньше, и это сработало не совсем хорошо.
Что бы я ни ожидала от него услышать, так точно не это.
— Что ты имеешь в виду?
Он отводит взгляд.
— Когда? — я опускаюсь обратно на песок. — Когда ты мне сказал?
Он колеблется.
— В первый раз, когда ты вернулась. Лето 23-го. Тогда тебя звали Элис.
Он поднимает потерянный в песке доллар, лежащий у его ног, и проводит большим пальцем по его лицевой стороне, изучая трещины. Затем он отводит руку назад и бросает его в воду.
— С той даты у тебя тоже начнут появляться воспоминания. Со всех времён, когда ты возвращалась. Вначале они будут приходить медленно, а потом начнут затоплять твой мозг, как прорвавшаяся плотина. Ты дойдёшь до того момента, когда больше не сможешь это отрицать. Иногда это происходит раньше, иногда позже, но
