Джон Майерс - Серебряный Вихор

Юноша заколебался.

— Нет, она хочет, чтобы духи я выбрал сам. Она доверяет только моему вкусу, — добавил он с гордостью. — Вы дадите мне лошадь?

— Не успеете и шпоры пристегнуть, ваша честь. Юноша сломя голову ринулся к выходу, а мы с Голиасом значительно переглянулись. Джонс сидел с отсутствующим видом, нетерпеливо барабаня пальцами по столу. Очень скоро стук копыт замер вдали. Осушив свой бокал, Джонс поднялся и задвинул стул.

— Простите, джентльмены, но, с вашего позволения, я должен удалиться и, согласно правилам учтивости, вернуть даме ее платок.

Мы сдержанно попрощались с ним безмолвным жестом руки. Луций явно нарывался на крупные неприятности. Но кто из нас отказался бы глотнуть яда столь сладостного? И я на его месте не стал бы терять ни минуты, размышляя о моральных тонкостях.

— Будем прислушиваться к топоту на дороге, а не то прозеваем, когда этот несчастный вернется, — предложил Голиас, как только Луций исчез.

— Оленю, идущему на зов чужой подруги, следует быть готовым к единоборству с ревнивцем.

— Верно, — подтвердил Голиас, — но я не хочу, чтобы меня вышвырнули отсюда посреди ночи. А в городе всего одна гостиница.

Возразить было нечего.

— Ты прав, мы должны быть начеку, — согласился я. — О! Слышишь — лошадь скачет?

— И колеса катят. — Я вскочил, но Голиас вновь усадил меня. — Пока еще рано беспокоиться.

Повозка подъехала к дверям, и вскоре Бонифас ввел двух путешественниц. Одна из них была одета богато, но просто. Наряд второй отличался броскостью, но зато уступал в изяществе.

Хозяин опять завел уже известную нам пластинку:

— Наша лучшая комната только что освободилась, но мы и не думали предлагать вам иную. Сейчас там приберут, будьте добры, обождите самую капельку.

— Не беспокойтесь, — голос первой незнакомки звучал тихо, но очень ясно. — Нам подойдет любая комната.

— А я думаю, что ему стоит побеспокоиться, — громко заявила ее компаньонка. — Он и в мыслях не должен держать, что вашу светлость можно поселить не в самой лучшей комнате.

— Да я и не думал держать, будьте уверены, — парировал Бонифас и вновь повернулся к госпоже. — Одну секундочку — и комната будет готова. Вы, наверное, устали с дороги — час-то вон какой поздний: может быть, желаете пока передохнуть, подкрепиться?

— Да, конечно, — согласилась дама. Но не успел еще расторопный Бонифас выложить свой следующий козырь, как юная дама подошла к ближайшему свободному столу и села за него.

— Два стакана кларета, пожалуйста.

— Вы что, оглохли? — подхватила служанка. — Госпожа требует стакан кларета и стакан бренди, да поживее!

Дерзость повадки не помешала служанке оглядеть каждый утолок зала. Ее госпожа не смотрела по сторонам, но, к счастью, поместилась так, что мы могли изредка незаметно на нее поглядывать. Она была привлекательна, однако совсем не так, как Манон. Только юнец, ослепший от любви, мог не понимать, что за птица его подружка. Но при созерцании целомудренной красоты незнакомки на душе становилось светлей. Как и в случае с Розалеттой, возникла та же уверенность, что благородная внешность девушки соответствует ее сущности.

Скоро — увы, слишком скоро, — «лучшая комната в гостинице» была готова. Девушка ушла, и в комнате сразу стало сумрачней.

— У тебя уйма знакомых в Романии, — обратился я к Голиасу, когда мы вспомнили о наших стаканах, — не знаешь ли, кто это такая?

— Нет, — ответил Голиас. Сейчас он был задумчив и говорил мало.

Неудивительно, что в такой дыре, как этот городишко, местные выпивохи по будням рано ложатся спать. Посетители разбрелись по домам — и мы остались одни в пустом зале.

— Вот теперь, — объявил Голиас, — самое время спеть.

Он спел пару песен, а я продемонстрировал одну из своих коронных застольных штучек, изобразив в лицах все описанное в стишке под названием «Крушение „Веспера“». У меня это неплохо получилось, даже лучше, чем раньше, — смысл теперь мне был понятней. И тут Голиас выдал песню, которую я уже поджидал. По блеску его глаз я понял, что он ее только что состряпал:

Что мне в том, кто она, суждено ль нам встречаться?

Ни улыбка Бланшфлер, ни Эниды рука — не мои.

Есть на свете они — значит, незачем нам огорчаться;

Дар бесценный любви —

С обожанием взгляд устремлять свой на милые лица:

Вот мелькнула пред нами их ровня — прелестна, нежна.

Миг один — и уже с красотой мне нельзя разлучиться

На все времена.

Закончить ему не пришлось. Мы так увлеклись пением, что не заметили, как к дому подскакал всадник. Страстный любовник Манон, о котором мы совсем позабыли, влетел в столовую и бросился наверх, перепрыгивая через две ступеньки.

Мрачно переглянувшись, мы прислушались, как он сначала нетерпеливо стукнул в дверь разок-другой, а потом принялся колотить в нее что есть мочи. Но ожидаемой бури не последовало. Мы не слышали слов Манон, но только парень в растерянности медленно спустился вниз по лестнице, поглощенный своими мыслями. Не замечая нас, он заговорил с горничной:

— Хозяин здесь?.. Нет? Тогда я попрошу вас. — При всей неопытности у него хватило соображения сунуть ей деньги. — Мадам — то есть моя… э-э… жена — неважно себя чувствует, и я не хочу ее тревожить. Пусть поспит одна. Проводите меня в другую комнату, пожалуйста.

Не знаю, что больше меня ужаснуло — бесстыдство Манон или наглость Джонса, так грубо попирающего чужое счастье.

— Да, похоже, Луций свое получил. Но и нас как будто не выставят отсюда из-за проказ нашего шалопута.

Однако тревога не покидала Голиаса.

— Луцию не следовало так поступать. Мне припомнилась история о том, как Ку Рой Макдайри обошелся с Кухулином. Поединок был честным. Ему ничего не стоило справиться с любым в Романии, кроме разве что Геракла. Жаль, что они так и не встретились, — не то померялись бы силами. — Голиас тщательно разлил остаток вина поровну. — Да, победа над Кухулином была заслуженной, это был честный поединок — Макдайри против сотен воинов. Но когда он повалил Сетанту — то бишь Кухулина — наземь, то втер ему в волосы навоз. Такие дела не проходят безнаказанно. Подобные проступки взывают к мести — если сам обиженный не отомстит, то тогда на его сторону встанет Делосский закон. Боюсь, Луцию вскоре придется жестоко раскаиваться.

14. Луций попадает в переделку

На следующее утро невеселое пророчество Голиаса сбылось. Проснувшись, я собрался еще немного вздремнуть. Вдруг в комнату вбежал Джонс и бросился на низкую кушетку, которая была придвинута к нашей с Голиасом кровати. Ночью кушетка, разумеется, пустовала. Поведение Луция не показалось мне удивительным. Ясно, что парень намаялся и не прочь отдохнуть. Однако Джонс принялся извиваться на постели и бить кулаками подушку. Потом, не в силах оставаться на месте, он вскочил и со стенаниями забегал по комнате.