Дмитрий Емец - Светлые крылья для темного стража

— У нас нет ни пергамента, ни эйдоса. Мы знали, что за ними придут, и приняли меры. А теперь убирайтесь или я размажу это тело маголодией. Я знаю: вам безразлично, что будет с телом, но все равно — убирайтесь, Спуриус! — потребовала Дафна.

Голос ее звучал спокойно, но Меф почувствовал, что она сделает именно так, как сказала. И их враг это тоже прекрасно осознал. В пустых глазах появилась обеспокоенность, а синие губы зашипели.

— Не спеши, светлая, или мне придется уничтожить еще несколько тел, чтобы досказать все до конца. Пергамент мой по праву! Он был принесен для меня и достался бы мне, если бы вы не впутались. Я должен получить его и эйдос не позже, чем через два дня! Я приду за ним снова. Верните пергамент, и вы забудете о Лигуле навеки. Глупый горбун исчезнет. У мрака будет новый властитель… А теперь я закончил! Можешь размазать тело, светлая! Я выхожу.

— Ступайте, Спуриус! Мы все поняли и все передадим. Через два дня вы получите ответ, — повторила Даф.

«Переселенец» с ненавистью посмотрел на нее и перевел взгляд на Мефа. На губах у него внезапно появилась улыбка.

— Я понимаю, что момент неудачный, парень, и сейчас ты не расположен общаться. Но когда перестанешь кипеть, подумай вот о чем. Мраком должны править мы с тобой, а не бухгалтер Лигул с его жалкой марионеткой Прасковьей. Ты и я — вместе мы свернем горы. Мы первые и единственные отказались от дархов, доказав, что мраку они не нужны, чтобы оставаться мраком. Мы союзники.

— Луна! Вы пытались убить меня через луну! — напомнил Меф. Теперь он не сомневался, что проклятие шло от Спуриуса.

— Я лишь пытался пошутить. Не думал, что ты окажешься таким хлюпиком. Ну, до встречи! Не надо маголодий, светлая!

«Переселенец» повернулся, на негнущихся ногах сделал шагов десять в сторону дорожки и внезапно упал лицом вниз.

Примерно через час приехала вызванная кем-то «Скорая». Бригада медиков покрутилась возле лежавшего парня, по очереди наклоняясь к нему. Оставив тело на траве, медики отошли и стали спокойно курить. Меф удивился, что мужчину не грузят в «Скорую» и не увозят. Видно, ждали кого-то еще.

Минут через двадцать подъехала милицейская машина и почти сразу за ней «Газель», раскрашенная как «Скорая помощь», но с глухим кузовом-холодильником. Деловито перебросившись с медиками парой фраз, милиционеры лениво посветили фонариком на траву и на стены дома. Луч фонаря скользнул и по лицу Мефа, однако к тому времени почти во всех окнах уже были люди, и луч, не задержавшись, проследовал дальше.

Около получаса внизу на газоне была суета. Затем санитары из глухой «Газели» забрали тело и увезли.

Мефодий повернулся к Дафне. Она стояла с флейтой в опущенной руке.

— Именно поэтому нельзя быть нейтралом. Тот, кто видит это и остается нейтралом, уже не нейтрал. Он душевный мертвец, и внутри у него гнилой эйдос, — сказала она.

Глава 10

Телефоны и телефончики

Поссорь всех друзей — и работа посредника тебе обеспечена.

— Улита! — бичом щелкнуло из кабинета.

Ведьма неохотно поднялась, подала знак Вихровой, чтобы та продолжила прием комиссионеров, и пошла к кабинету. Комиссионеры, выстроившиеся в шуршащую бумажным шепотком очередь, с завистью смотрели, как она закрывает за собой дверь. Этим затравленным, забитым, бесконечно злобным гадикам казалось, что там, за этой дверью начинается истинная жизнь и настоящие возможности.

Однако окажись они у Арея или даже в куда более заветной с их точки зрения Канцелярии Лигула, они, скорее всего, ничего не приобрели бы. Способность испытывать радость мало связана с окружением, но лишь с внутренним резервуаром радости. Малыш, получивший половину шоколадки, которую его приятель только что отряхнул от песка и, культурно поплевав для гигиены, обтер о штаны, гораздо счастливее озабоченного, наперегонки лысеющего со лба и затылка мэна, которому принадлежит целая цепочка кондитерских комбинатов.

Каменным бедром Улита размазала по стене замешкавшегося комиссионера с тройным именем Эш-Хоо-Лад. В ушах у Эш-Хоо-Лада всегда было так много серы, что Чимоданову, когда он был помладше, вечно хотелось поджечь ему ухо, чтобы проверить, взорвется голова или нет. Этот комиссионер — древний старец в облике плаксивого юноши — работал скучно и однообразно. Прятал ключи или какую-нибудь крайне нужную бумажку и, когда человек издергивался ее искать, незримо шептал на ухо: «Хочешь найти? Повторяй!» И подсказывал формулу отречения. И ведь повторяли же! Три-четыре пылающих от досады эйдоса ежедневно притаскивал Эш-Хоо-Лад мраку.

Оглянувшись на размазанного Эш-Хоо-Лада, Улита вошла и закрыла за собой дверь, разом отрезав все звуки приемной.

В кабинете Арей был не один. Перед его столом на четвереньках стояло странное, голое, кое-где обросшее облезающим мехом существо, похожее одновременно на крысу и на человека. Когда Улита вошла, существо немедленно повернулось к ней и зашмыгало носом. Его большие грустные глаза слезились. У Улиты разболелась голова. В животе забурчало, точно там что-то прокисло.

— А ну быстро отвернулся! Ты! — неприветливо приказала ведьма.

Человекозверь послушно зашлепал и отвернулся. Ногами ему служили четыре левые мужские руки.

— Улита, это Лизверь! — представил Арей.

Лизверь подскочил к Улите и, прежде чем она опомнилась, лизнул ее в лицо. Язык у него был длинный, почти метровый. Он свисал набок и, когда человекозверь двигался, волочился по земле. Ведьму чуть не вывернуло. Пятна от языка Лизверя были зеленоватые, чем-то смахивающие на птичий помет, капнувший на лобовое стекло машины.

— Если это не отмоется — ты труп. Запомни это и повторяй про себя: «Я труп, я труп», — предупредила Улита.

Человекозверь гневно запыхтел. Арей взглянул на него и ухмыльнулся:

— Ну-ну… Улита, ты могла бы быть повежливее! Лизверь не какой-нибудь жалкий суккуб. Перед тобой дух неудач! Его обязанность — заставлять людей тратить время на досадные мелочи. Ну, скажем, дописывает человек экзаменационное сочинение. Через минуту сдавать. А тут — раз! — неосторожное движение и страница рвется пополам. Это Лизверь мимо пробежал… Человек орет, ругается, проклинает всех подряд, а он его гневом подпитывается. Что, Лизверь, так или не так?

Лизверь кивнул. Его гибкая крысиная мордочка выразила всестороннее мученическое терпение. Таким, вероятно, бывало лицо у Леонардо да Винчи, когда про него говорили: смотрите, дети, вот идет дядя, который рисует картиночки. Вы рисуете картиночки, дядя? Попросите его: он нарисует вам лошадку.

— Ну Лизверь так Лизверь, — спокойно сказала Улита. — И что я теперь должна делать? Бегать с тряпкой и вытирать за этим зверьком пятна?