Дэвид Геммел - Волчье Логово

— Нет. Нам надо держаться вместе. Мой Дар отведет беду.

— Это правда, — поддержал Ангел.

— Возможно, — согласился Нездешний, — по пять всадников поднимают больше пыли, чем один, и шуму от них больше. На высокогорных перевалах каждый звук кажется громким. Падение камня слышно за полмили. Поеду один.

Мириэль хотела возразить что-то, но он с улыбкой приложил палец к ее губам.

— Не надо больше спорить. Я чуть ли не полжизни охотился в одиночку. Так я сильнее всего. Поезжайте в Дельнох, а за перевалом следуйте прямо на север. Я найду вас.

— Я с тобой, — прошептала Мириэль, целуя его в щеку.

— Ты всегда со мной.

Он сел в седло и тронул вороного каблуками. Всадник и собака перевалили через холм. Кавалеристы уже едва виднелись вдали, и Нездешний, не думая больше о них, направил коня к Дельнохским горам.

Наконец-то один!

Он воспрял духом, испытывая при всей своей любви к Мириэль великое освобождение.

— И все-таки не совсем одинок, верно, Рваный? — Пес бежал, уткнувшись носом в землю, — разыскивал кроличьи следы. Нездешний вздохнул полной грудью. С заснеженных вершин веяло холодной свежестью. Сатулы сейчас готовятся к зиме — им не до набегов, не до войны. Если удача его не оставит, он сумеет проехать по гулким ущельям и перевалам так, что они и не заметят.

Удача? Он подумал о том, что его ждет: узкие обледенелые тропы, предательские склоны, замерзшие ручьи, волки, медведи и барсы.

Страх кольнул его, и он засмеялся. От страха чаще бьется сердце, кровь быстрее бежит по жилам, а мышцы рук и груди наливаются силой. Хорошо это или плохо, он рожден для таких вот одиноких странствий, когда повсюду караулят враги. Страх — это вино жизни, и Нездешнего заново пьянил его вкус.

"Последние пять лет я был мертвецом, — понял он. — Жил, как ходячий труп, сам того не сознавая”. Его жизнь с Даниаль впервые припомнилась ему без острой, терзающей горечи, вызванной ее уходом. Горы стояли впереди, серые и зловещие, — и он ехал к ним.

Мириэль сидела в садике перед трактиром, глядя вниз, на неприступные стены Дрос-Дельноха. До крепости они добрались без происшествий, если не считать нескончаемой перебранки между Ангелом и Белашем. Мириэль, поначалу не понимавшая ненависти гладиатора к надирам, пустила в ход свой Дар. Она содрогнулась, вспомнив увиденное, и стала думать о другом. Теперь отец уже пересекает земли сатулов. Этот свирепый вольнолюбивый народ триста лет назад вышел из вентрийских пустынь, переплыл море и обосновался в Дельнохских горах. Мириэль мало что знала из их истории — знала только, что они следуют учению какого-то древнего пророка, за что подвергались преследованиям у себя на родине. Дерзкие горные племена без конца воевали с дренаями.

Мириэль вздохнула. Она знала, что Нездешний не проберется через их владения без боя, и молилась, чтобы он уцелел.

За таверной высился, загораживая Дельнохский перевал, старинный замок — он стал казаться маленьким по сравнению с новыми крепостными стенами, замкнувшими долину. Мириэль не уставала дивиться их мощным гранитным зубцам и массивным башням.

— Это зовется Причудой Эгеля, — сказал Ангел, подавая ей кубок разбавленного вина. Сента и Белаш тоже вышли из трактира и сели на траву рядом с Мириэль. — В каждой стене больше шестидесяти футов высоты, а казармы могут вместить тридцать тысяч человек. Некоторые из них пустуют до сих пор — и всегда будут пустовать.

— В жизни такого не видела, — прошептала Мириэль. — Часовые на первой стене кажутся отсюда маленькими, как букашки.

— Вот уж где денег не жалели, — сказал Сента. — Двадцать тысяч подносчиков, тысяча каменщиков, пятьдесят зодчих, сотни плотников. И что же было причиной всего этого? Сон.

— Сон? — повторила Мириэль.

— Ну да. Эгелю привиделось, будто Белаш с целой кучей своих сородичей идет на Дренай. Потому князь и воздвиг это страшилище.

— Для обороны от надиров? — недоверчиво спросила Мириэль.

— Вот именно. Шесть стен и замок. Мощнейшая на свете крепость против самого ничтожного из врагов. Ни одно надирское племя не насчитывает больше тысячи воинов. — Но и племен у нас больше тысячи, — заметил Белаш. — Собиратель объединит их все — у нас будет один народ и один царь.

— Все нищие народы мечтают об этом, — ответил Сента. — Надиры никогда не объединятся. Они ненавидят друг друга так же, как и нас, если не больше. Все время воюют между собой — и пленных не берут.

— Брать-то берут, — процедил Ангел, — но только затем, чтобы замучить до смерти. Мужчин, женщин и детей. Гнусный народ.

— Надиры не мучат детей, — сердито заявил Белаш. — Детей убивают сразу.

— Я собственными глазами видел! — рявкнул Ангел. — И не вздумай назвать меня лжецом!

Рука Белаша устремилась к ножу. Ангел схватился за рукоять меча.

— Мы между собой драться не будем, — твердо сказала Мириэль, кладя ладонь на руку Ангела. — Плохие люди есть везде, но только глупец станет осуждать целый народ.

— Ты не видела того, что видел я!

— Нет, видела. Перевернутые повозки, грабеж и побоище. Еще я видела, как твой отец прикрыл тебе глаза своим плащом. Это был страшный день, Ангел, но ты должен освободиться от памяти о нем. Она отравляет тебя.

— Не лезь в мою память! — вскричал внезапно он и ушел в трактир.

— Он носит демонов в душе, — сказал Белаш.

— Как и все мы, — добавил Сента.

— Ему было всего девять лет, когда он это видел, — вздохнула Мириэль, — и вопли жертв преследуют его до сих пор. Но он больше не помнит, как все было на самом деле, — а быть может, и тогда не видел всего. Плащ отца закрыл от него самое страшное, и он не знает, что в том набеге участвовали не только надиры. Были там и другие — в черных плащах, с мечами из вороненой стали.

— Кровавые Рыцари, — сказал Белаш.

— Да, наверное.

— Пойду посмотрю крепость, — сказал, вставая, Белаш. — Хочу видеть вблизи стены, обязанные своей постройкой моему народу.

Сента подсел поближе к Мириэль.

— Как хорошо остаться одним.

— Ты воображаешь меня на ложе, застеленном атласными простынями. Мне это не нравится.

— Это некрасиво — читать чужие мысли, — ухмыльнулся он.

— И тебя не беспокоит, что мне известны твои?

— Нисколько. Мне нечего стыдиться. Ты красивая женщина. Ни один мужчина не просидит долго с тобой без мыслей об атласных простынях, мягкой траве или свежем сене.

— Жизнь состоит не из одной животной похоти, — вспыхнула она.

— Почем ты знаешь, красавица? У тебя нет никакого опыта в подобных делах.

— Ни за что не пойду за тебя.

— Ты подсекла меня под корень, красавица. Почему? Ты ведь меня совсем не знаешь.