Олег Авраменко - Власть молнии

А почему бы и нет, решил Читрадрива, пусть это будет ещё одна проверка правильности его предположения. И он согласился, только строго предупредил:

— Ложись на кровать и лежи смирно. Ты ещё не умеешь, но — постарайся, если хочешь узнать что-нибудь о своём происхождении.

Карсидар последовал этому совету и замер на ложе. Читрадрива сел рядом, зажмурился, расслабился. Перед его внутренним взором вспыхнула голубая искорка…

Сначала то были картинки из совсем недавнего прошлого, почти из настоящего: пир у князя Люжтенского, путешествие на баржах по реке, потасовка с разбойниками… Потом была переправа в Слюже…

— Стоп, ты что, боишься воды? — быстро спросил Читрадрива, прервав мысленное путешествие. — Ведь ты прекрасно плаваешь.

— Не знаю, что происходит со мной, — слабым голосом откликнулся Карсидар. — Я действительно хорошо плаваю, но при виде глубокого озера или быстрой речки меня всегда охватывает непонятный трепет, подчас даже страх. И честно сказать, я здорово расстроился, когда князь рассказал на пиру про мальчика из Ральярга. Я отлично понимаю бедняжку…

— Знаю, что ты расстроился. И мне мальчонку жаль. Но продолжим.

Далее последовал пожар в трактире, разговор с Читрадривой, попытка склонить на свою сторону Пеменхата. Потом замелькали вовсе незнакомые Читрадриве картинки из жизни мастеров, вечные скитания, опасности… Постепенно он спускался вглубь…

И тут в воспоминаниях начались пропуски. Уже исполненное трудностей обучения у другого мастера детство было похоже на крупноячеистое решето…

А дальше шла настоящая пропасть! Зияющий чёрный провал без единой мысли… Лёд, холод, бесконечная глубина, которая засасывала…

Читрадрива уже хотел было прервать занятие, которое грозило перерасти в нечто пугающе нехорошее… Как вдруг увидел до боли знакомую картинку! Неведомая сила потянула беспомощного ребёнка в каменную воронку, перешедшую в длинный-предлинный коридор и неодолимо повлекла вперёд. Правда, в отличие от Читрадривы, быстро несущийся по коридору ребёнок очень боялся удариться о каменные стены, которые постепенно затягивались фиолетовой дымкой, дышали, колебались… Наконец всё поглотила мгла…

— А знаешь, ты, пожалуй, всё же гандзак, — задумчиво сказал Читрадрива, когда Карсидар пришёл в себя.

— Почему это?

Голос Карсидара был слаб, да и выглядел он неважно. Видно, устал. Понятное дело: столько на него обрушилось!

Читрадрива рассказал ему легенду о драконе с такими подробностями, которые могла изобрести лишь изощрённая фантазия народа его матери и докончил:

— Эту сказку придумали анхем. И я видел в твоей голове кое-что как две капли воды похожее на мои собственные фантазии. Скажешь после этого, что ты не гандзак?

Но Карсидар был слишком измучен, чтобы даже слегка рассердиться.

— Завтра поговорим, — сказал он, отворачиваясь к стене.

Читрадрива немного послушал его затухающие мысли, затем крадучись вышел из комнаты и тихо затворил за собой дверь. Что бы ни сказал назавтра Карсидар относительно его последнего предположения, чем бы ни оказалась серьга в его ухе и каким могучим колдуном он бы ни был, пока ясно одно: они пойдут в Риндарию все вместе, ибо теперь Карсидар в самом деле сказал то, что думал, а не пытался отвязаться от надоевшего попутчика.

Глава VIII

ТОЛСТЫЙ БОР

— Ну, вот и приехали, — проводник обернулся к ним, ткнул пальцем себе за спину и добавил:

— Вот он, Толстый Бор ваш.

— Пожалуй, я назвал бы это место Террасами, Лозой или ещё как, только не Бором, — ответил Карсидар, пристально оглядывая простиравшуюся до самого горизонта цепь холмов, на крутых склонах которых тут и там были разбиты виноградники.

— Так свели ж его, бор этот самый, одно название и осталось, — ухмыльнулся проводник. — Только давно это было, ещё в незапамятные времена.

— А это? — спросил Читрадрива, имея в виду довольно густой лес, из которого они только что выехали.

— Это? — проводник звонко рассмеялся. — Это жалкие остатки. А вот в том бору деревья были — ого-го! В три, в четыре обхвата — так, мелкота. У его светлости в садике, который в замке, стол видели? Вот то-то же!

Больше всех времени в том садике провёл Пеменхат, но и Карсидар однажды заглянул туда из любопытства. Тогда его светлость и бывший трактирщик как раз сидели за упомянутым столом, потягивали охлаждённое молодое вино с пряностями, закусывали пирогом с олениной и мило беседовали. Пеменхат делился с Люжтеном рецептами блюд северной кухни, а князь расписывал красоты зари, наблюдаемой в горах. Два старика, богатый знатный вельможа и бесприютный скиталец… А если бы судьба свела их на большой дороге, как бы они относились друг к другу тогда?

Впрочем, смущённый этой дерзкой мыслью, Карсидар оставил князя и его гостя наслаждаться беседой и немедленно покинул садик. Но стол, конечно же, заметил. Стол просто нельзя было не заметить. И он действительно внушал уважение, ибо был вырезан из цельного ствола дерева, а разместиться за ним могли человек восемь, никак не меньше. Да и князь как раз говорил что-то про гигантский окаменевший пень, который давным-давно нашли в предгорьях, а Пеменхат согласно кивал…

Пеменхат. Гм…

Вчера Карсидар совершил явную глупость, в которой до сих пор раскаивался. Хорошо ещё, что от природы сдержанный Читрадрива не слишком сильно ругал его, не то было бы совсем невмоготу.

За время, проведенное в замке, они с Читрадривой здорово сблизились. Сначала Карсидар намеревался выгнать гандзака из их маленького отряда, однако в ночь после пира, который князь закатил по случаю успешного возвращения каравана, между ними состоялся весьма необычный разговор, в результате которого Карсидар сменил первоначальное намерение на прямо противоположное. Читрадрива высказал много занятных предположений, которые стоило проверить, а кроме того, продемонстрировал Карсидару интересное боевое искусство своего народа. И даже приоткрыл некую загадочную страничку из его прошлого… Правда, быть может, слишком загадочную, чтобы иметь разумное объяснение.

Но любопытство Карсидара было возбуждено. Он никогда не думал, что встретит на своём жизненном пути человека такого склада как Читрадрива. Карсидару очень хотелось назвать его учёным философом. И он назвал бы, если бы человек этот не происходил из проклятого людьми и богами народа, не умел колдовать, не был коротко знаком по крайней мере с двумя мастерами (с ним и с покойным Ромгурфом) и не шатался по белу свету без определённых занятий. Да, Читрадрива был достоин звания философа как никто другой! Карсидар чувствовал, что гандзак ещё не всё сказал ему, далеко не всё; он явно скрывает от него что-то крайне важное. Однако предпочитал помалкивать — уж очень хотелось Карсидару познать тайну хайен-эрец и укрепить способность к чтению мыслей, заложенную в нём, по предположению Читрадривы, сызмальства. Да и разобраться с серьгой, со своим прошлым и с другими таинственными вещами.