Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – паладин Господа

Гендельсон обернулся, громко ахнул. У меня дыхание, признаться, сперло, как у вороны после комплимента ее перьям. Леди Гильома выглядела просто юной феей в этом строгом голубом платье.

Теперь мы сидели вчетвером, слуга подавал на стол сладкое, уносил объедки. Мы вроде бы не голодные, а все равно нашли в себе силы и мужество очищать блюдо за блюдом. Леди Гильома сперва с восторгом смотрела только на Гендельсона, победителя страшного Шурга, потом я уловил, как ее взгляд все чаще задумчиво останавливается на мне. Сама она ела совсем мало и, как и обещала, только сладкое, самое сладкое.

За столом шла милая и ни к чему не обязывающая болтовня, я начал зевать, мне можно, простолюдинность из меня прет, леди Кантина подозвала слугу и негромко спросила, готовы ли покои для гостей.

После ужина нас проводили едва ли не под руки в отведенные нам покои. На меня произвело впечатление, что поселили не в одну, размером с конюшню, а в небольшие уютные комнаты, расположенные по соседству. Похоже, и в планировке комнат женское мнение учитывалось не в последнюю очередь.

Я сбросил сапоги, ноги радостно загудели, разделся до пояса и опустился за стол. На столешнице, как и положено в комнате для мужчины, кувшин с вином, тянет оттуда кислым, большая глиняная кружка и головка сыра.

Тело все еще не отошло от перехода по лесу. Можно себе представить, каково сейчас жирной… уже малость исхудавшей свинье с благородным происхождением. Я на миг ощутил мелкое злорадство, рассердился на себя, и тут же перед глазами встало лицо леди Лавинии так отчетливо, что я закрыл глаза и долго сидел так, в позе девушки с персиками.

Она там, в Зорре, а я за тридевять земель. В замке, который вижу первый раз, в гостях у людей, которых впервые… Сижу за столом, тоска, руки, как бревна, лежат на неструганой поверхности, стол кажется вросшим в пол. Глаза пощипывает, низкий потолок не видно из-за полос синего дыма, стены тоже исчезли, словно в тумане. Из-под ног тянет холодом, пол из плотно утоптанной глины. Я не удивился бы, если бы через щель в соседней комнате увидел корову с печальными глазами… но там не корова, а свинья с длинным хвостом благородных предков. Дверь плотная, массивная, но снизу щель, через которую плотными волнами накатываются плотные запахи теплого навоза, душистого сена и молока.

В стене простой грубый камин, оранжевые зубы с треском расщелкивают березовые поленья. Затопили к нашему приходу, воздух все еще сырой, нежилой. Камин прост, но не менее проста в дальнем углу постель: деревянное ложе, охапки сухой травы, едва прикрытые толстым и мохнатым, как гусеница, одеялом.

Я наконец перебрался от стола к постели, рухнул во всю длину. Руки за голову, мысленно пробежал по нашему путешествию. Самая хреновость в том, что черный демон в самом деле оттеснил нас далеко на юг. Этот замок и городок слишком далеко от пути главного войска императора Карла, потому его не снесли, а от мелких отрядов Нэш успешно отбивался. Но сейчас, — по слухам… да мы и сами видели, — по всем дорогам двигаются конные армии, везут тяжелые катапульты, баллисты, всюду собирают монстров, чтобы обрушиться на города Севера всей мощью. Похоже, мы влипли в самую середину этого нашествия… Не это ли имел ввиду дьявол, когда сообщил мне о своем хитроумное плане? Но какая моя в нем роль?

Дверь легонько скрипнула. Я скосил глаза. В щель легко скользнула, словно струйка красного дыма, женщина, закутанная в ярко-красную шаль. Нет, это такой плащ, тяжелый, парадный, что-то в нем церемониальное, ритуальное… Концы ниспадают до пола, но я заметил выглядывающие из-под края плаща маленькие изящные босые ноги. До чего же любят переодеваться эти женщины, мелькнуло в голове. Сперва в костюм бывалой охотницы, к обеду вышла настоящей принцессой, а теперь то ли Кармен, то ли Сильва.

Не отрывая от меня взгляда, она медленно подняла руки к горлу. Тонкие аристократичные пальцы коснулись золотой застежки. Щелкнуло, плащ тяжелой волной рухнул к ее ногам. Она осталась ослепительно нагая, со снежно-белой кожей, нежная и чувственная.

Я смотрел на нее бараньим взором. Мужчины, ессно, по всегдашней логике должны тут же предпринимать какие-то активные действия на предмет овладения, чтобы не подумали про них, что импотенты. Из-за этой закомплексованности наших кавказцев считают «горячими парнями», а тем всего лишь не хватает мужества отказаться. Несчастники вынуждены волочить за каждой юбкой, а то ведь подумают, что недостаточно мужчины!

У меня этих комплексов нет, я на голых баб насмотрелся. У нас в общаге… гм, словом, даже стриптизы я видывал поинтереснее. А тут р-раз — и все. Мало. Без всякой возбуждающей игры. Не научились еще.

Она смотрела выжидающе. В крупных чистых глазах росло недоумение. Я привстал, сказал учтиво:

— Леди Гильома!.. Я уж подумал, что мне снится… Мне тут принесли целый кувшин вина. Видимо, у вас мужчины сильно пьют?

Она все еще стояла неподвижно. Я подвинулся на ложе, похлопал ладонью, приглашая сесть. Недоумение на ее лице медленно переходило в замешательство. Она покосилась на плащ, тот ярко-красной кляксой остался на полу, изображая пролитую кровь невинности или лишенную девственность, а я с самым дружелюбным видом протягивал ей кувшин.

— Можете из горла, — предложил я. — А то здесь только один фужер. Даже не фужер — стакан… э-э, кружка, кружка! Как там, няня, где же кружка? Выпьем, будет сердцу веселей.

Она медленно сдвинулась с места. Взгляд неотрывно на моем лице — что за игру я затеял? Медленно, но достаточно грациозно она опустилась на край ложа. Ее спелые груди напряглись, алые ареолы налились красным. Глаза все так же не оставляют моего лица, но щеки заалели от ощущения близости к молодому мужчине.

— Кто вы? — спросила она. — Вы не простолюдин, которого недавно в рыцари…

— Почему? — переспросил я. — Гендельсон рассказал верно.

— Нет, — возразила она. — Я видела, как вы… насыщаетесь. Гендельсон ел, как… как все едят. У вас же получалось настолько красиво, грациозно, что я не поверю, что за вами не следили с колыбели десяток воспитателей, наставников. У вас каждое движение было отточено, вы ели… необыкновенно красиво!

Я пожал плечами.

— Что за ерунда? Я ел, как все едят.

— Да? — спросила она тихо, уже почти забыв о своей наготе. — Где? В какой стране?.. Гендельсон только и сказал, что вас привезли из дальних стран… Но не сказал, откуда…

Холод вошел в мою грудь, сердце сжалось. Я задержал дыхание, Гильома следила со мной с глубоким участием.

— Вы побледнели, — прошептала она, — вы изменились в лице, сэр Ричард. Значит, я права.