Мервин Пик - Замок Горменгаст

Закрывала дверь этот проход или нет, не было никакого сомнения в том, что вход сюда посторонним был строго воспрещен. Что находилось там, за толстой стеной, оставалось на протяжении многих и многих поколений тайной под семью замками. Тайна эта не была секретом лишь для сменяющих друг друга преподавателей, в жизнь которых никто из других обитателей Замка по древней традиции не вмешивался. Когда-то очень давно появился среди преподавателей молодой человек, который щеголял такими словами, как прогресс, перемены, перестройка, но он был с позором изгнан из преподавательских рядов. Профессоры не терпели никаких изменений в своей жизни. Созерцать облупливающуюся краску, ржавеющий металл, изрезанную новыми надписями и изображениями крышку парты – это другое дело. Такие изменения можно было только одобрить.

И вот уже последний преподаватель исчез в отверстии стены. Зал опустел. Казалось, здесь никого и никогда не было вообще. Между планок бывшей двери пролетела с громким жужжанием оса. А затем зал снова наполнила тишина – как вода наполняет сосуд.

А куда же исчезли Профессоры? Чем они занимались? Они, сделав уже три поворота, все еще двигались по изгибающемуся высокому коридору, который заканчивался ступенями, ведущими к невероятных размеров турникету.

Профессоры двигались как огромная многоножка, с множеством похлопывающих крыльев-мантий; можно было заметить, что, если верхняя часть этого чудовищного создания выглядела весьма мрачно, в нижней части наблюдалась некоторая веселость. Казалось, ноги подмигивают друг другу или даже вот-вот пустятся в пляс. Но не все ноги вели себя таким образом – словно похлопывая друг друга по плечу. Была одна пара ног, которая передвигалась значительно менее радостно, чем остальные. Эта пара ног принадлежала Рощезвону.

Несмотря на то что он был очень доволен своим возвышением, такое резкое изменение в жизни начинало беспокоить его. Лицо Рощезвона было суровым, но в нем присутствовал и оттенок меланхолии. Он вел своих подчиненных, как пророк свой народ через пустыню. Но шли они туда, где жили преподаватели, где, увы, Рощезвон уже не жил. Став Главой Школы, он освободил свою комнату в Профессорском Обиталище, которую занимал три четверти своей жизни. В соответствии с древней традицией Глава Школы сопровождал – точнее, возглавлял – шествие преподавателей какую-то часть пути до определенного места, а затем должен возвращаться в Директорскую Спальню, располагавшуюся этажом выше, над Профессорской.

Директорство оказалось для Рощезвона весьма трудным испытанием. С одной стороны, с тех пор как он надел традиционную мантию, расшитую знаками зодиака, в нем появилось еще больше величественности и уверенности в себе. С другой стороны, его беспокоил вопрос, приобретает ли он авторитет или теряет его. Он жаждал уважения и подчинения со стороны преподавателей – но как в то же время любил лень и безделье! Лишь время должно было показать, насколько его внешний вид, его августейшая голова смогут стать символом директорства. Он должен быть мудр, строг и одновременно доброжелателен. Ему необходимо добиться того, чтобы его почитали, он обязан стать почитаемым и признаваемым всеми главой Профессуры и ученичества! Это самое главное – он должен добиться почитания. Его обязаны почитать! Но… но для того чтобы добиться этого, придется прилагать какие-то усилия, что-то делать… лишнее… а в его возрасте…

Радость, звучавшая в шагах преподавателей, появилась лишь после того, как они покинули Профессорскую, а это означало, что остались позади и их учительские обязанности. Занятия закончились, и все Профессоры с нетерпением как всегда ожидали часа, когда смогут вернуться к себе. Это обычно происходило в пять часов пополудни. О заветный час!

Как сладостно вдыхать воздух своего дома! На многих лицах преподавателей появились затаенные улыбки. Они приближались к месту своего обитания, которое им было знакомо и понятно не просто на уровне сознания, а которое они ощущали глубинным, пращурным, радостным чувством, прятавшимся в самой сердцевине их существа.

Их ожидал длинный, спокойный вечер. Много часов, до следующего утра, они не будут видеть измазанные чернилами рожи своих учеников!

Глубоко вдыхая родной воздух, профессорская многоножка приблизилась к ступеням, ведущим вниз. За ней по коридору, взвиваясь к высоким сводам, тянулся шлейф табачного дыма.

Коридор стал, хотя и незаметно, расширяться. Профессоры почувствовали себя менее стесненными в движениях, и многоножка стала распадаться. Стены коридора широко раздвинулись, и преподаватели вышли на очень просторную лестничную площадку, крытую деревянным настилом, с деревянными перилами. Лестница тоже была очень широкой, и по ней можно было спускаться как кому вздумается, шаги зазвучали еще веселее, ноги замелькали еще быстрее. Но в низу лестницы их снова поджидало узкое место – центр прохода занимал огромный турникет древней постройки. Его можно было бы обойти как с одной, так и с другой стороны, но строгий обычай требовал прохождения только сквозь турникет.

Над лестницей крыша была в такой стадии разрушения, что свет, проникающий сквозь дыры в ней, лежал золотистыми лужами на широчайших низких ступенях, каждая из которых, скорее, напоминала узкую и длинную каменную террасу.

Как при выходе из Профессорской, так и у турникета преподавателям приходилось проходить по одному.

Но теперь никто не спешил, никто не толкался, никто не нервничал. Ведь все вернулись к себе домой. Всех ждали их комнаты, располагавшиеся вокруг одного из неисчислимых внутренних двориков Горменгаста. Разве имеет теперь значение то, что им придется немного подождать своей очереди пройти сквозь турникет? В их распоряжении был целый вечер, тихий, спокойный, ностальгический, словно насыщенный запахом миндаля. А затем длинная, уединенная ночь. И лишь потом их разбудит звон колокольчика, и снова придется вернуться к предлогам, перешейкам, сочинениям, бумажным самолетикам, чернильным кляксам и отпечаткам грязных пальцев в тетрадях, борьбе со списыванием, разбитым стеклам и очкам, пробиркам и химикалиям, рогаткам и призмам, датам битв древности и современным битвам с мышами, к бумажным шарикам и латыни, к сотням лиц учеников, глупых и умных, вопрошающих и скучающих, внимающих и спящих.

Не спеша, почти торжественно, мантии и квадратные шапочки проходили сквозь огромный, когда-то выкрашенный в красный цвет турникет и попадали в пещерообразное обширное помещение с обсыпавшейся штукатуркой.

Те, кто ждал своей очереди, стояли возле турникета группами или сидели на ступенях. Да, здесь никто никуда не спешил. Вот один эрудит растянулся на каменной ступеньке во весь рост, а вот группка Профессоров словно отдыхающие аборигены далекого континента, сидит на корточках, подоткнув под себя мантии, те, что стояли в неосвещенных местах, казались разбойниками замышляющими недоброе, другие замерли купаясь в последних лучах солнца пробивавшихся сквозь испещренную дырами крышу.