Юрий Никитин - Трехручный меч

— Сейчас я схожу к ней, побеседуем о высокой поэзии. Возможно, подкину тему. А вы ждите здесь!

Волк сел на задницу, ворон взлетел, а когда я соскочил на землю, сел на мое нагретое место, тут же задремал. Я покарабкался на кручу к камню, волк крикнул насмешливо:

— Только тему подкидывай, мой лорд, не слишком высоко!

— Не поймаешь, — добавил ворон.

Женщина испуганно вскрикнула. Ее золотые волосы блестели в лучах заходящего солнца, чисто вымытые и распущенные пышными локонами по спине. На лбу их придерживает узкий золотой обруч. Это, собственно, вся ее одежда, не считая нитку ожерелья и дорогие серьги. Руки ее оказались прикованы к камню толстыми цепями, могучие болты всажены в каменную глыбу, словно в теплое масло.

— Ни фига себе, — пробормотал я, — поэзия… Мазохистка, что ли?

Река, конечно, вовсе не ручеек, однако такие широкие не бывают глубокими, а на мелководье какие крупные рыбы? А у мелких рыб и боги не морские слоны. В природе все гармонично, даже боги.

Цепь загремела в моих руках, женщина завизжала.

— Заткнись, — сказал я зло. Сейчас, когда оказалось, что это вовсе не поэтесса, я ощутил себя обманутым, а девка в самом деле не обнаженная, а попросту голая. — Не ори, дура.

— Господин, пощади…

— Дура, — повторил я, — разве я похож на чудовище?

— Похож, — ответила она сквозь рыдания.

— Дура!

— Зато красивая…

Вода захлюпала, на середине реки показался острый гребень, как у плывущей в нашу сторону касатки. Исчез, снова приподнялся, уже у самого берега. Я задержал дыхание. Зверь поднялся из воды, вода стекает с его спины водопадами по обе стороны. Посредине в самом деле гребень, от головы и до кончика хвоста, а сам зверь походит на большого крокодила, но с сильно укороченной мордой.

Зверь увидел нас, пополз торопливо по камням. Короткие лапы скользили, срывались, он рычал, приближался все ближе и ближе. Я отступил на шаг, выбирая позицию. Зверь устремил взгляд, на диво осмысленный, на женщину, пасть распахнулась, блеснули два ряда острых мелких зубов. Глотка показалась мне широкой, как туннель.

Руки думали за меня, я опомнился, только когда мгновенно оказался перед зверем и вонзил длинный меч ему в пасть. Зверь взревел, выгнулся, зубы бессильно стиснулись на холодном металле. Я поспешно выдернул меч, готовый рубить и отражать удары, но зверь повалился на спину, открыв нежное белое брюхо, и застыл.

— Ничего себе, — сказал я почти разочарованно, — так быстро? Я уж изготовился драться…

— Господин! — вскрикнула женщина страстно. — Теперь я твоя добыча! Возьми меня, возьми меня поскорее… ах-ах, возьми меня отсюда!

— Ага, — ответил я. — Всего лишь отсюда? А то я уж возликовал.

Пока осматривал цепи, раздумывая, как лучше расклепать, или же надо начинать с болтов, женщина вскрикнула, а от воды послышался плеск. На берег выползали два зверя, точные копии убитого, наверное — братья, а дальше высунулись из воды и быстро приближались к берегу острые, как кили, гребни чудовищ.

— Об этом ничего не говорилось! — вскрикнул я.

— Где?

— В Пророчествах, — огрызнулся я. — Где же еще? Или у вас другие авторитеты?.. У, инфиделы, гяуры нечестивые…

Я торопливо бросился вперед, там встретил атаку, рубил как можно быстрее этих озверевших дельфинов. Меч с легкостью рассекал их тела, мне нужно только успевать наносить удары, попадать по головам или по спинам, но они надвигались, я отступал, когда же кончится этот нерест, наконец спина уперлась в камень. Девушка шумно тряслась, так что камень гудел, как телеграфный столб в непогоду.

— Не бросай меня, — прохныкала жалобно.

— И рад бы, — откликнулся я, — но как?

Меч мой мелькал как молния, рубил и рубил, отступать некуда, мы окружены, я задыхался от усталости, рыбьей слизи и ошметков чешуи, когда заметил, что река уже очистилась от острых плавников, скоро эти тупые дельфины кончатся, а еще ищут у них разум, чего же лезут, как лемминги, уже ведь понятно, что если я не упаду — украду сковороду, в смысле, победю…

Хрипя и задыхаясь, я дождался последнего тупаря, воткнул в него меч и повис на нем, как мокрая тряпка. В груди хрипит и клокочет, как порог Ненасытец на Днепре, горло раскалилось от частого дыхания, легкие горят и дымятся. Над головой ликующе прокаркало:

— Осанна герою!

— Не сломай меч, — донесся голос волка.

Я отлепился от меча, в спину ударила каменная глыба, я привалился, жадно хватая воздух широко распахнутым ртом астматика. Девушка с ужасом смотрела на побоище. Некоторых я распластал так, что выпали даже молоки, но ни одна рыбина не вывалила икру. Впрочем, это понятно, чего это я разудивлялся, мудрец.

Спасенная шумно дрожала, жалась ко мне обнаженным бедром, пышным и горячим. Я кое-как отклеился от камня, ее бедра сейчас не заводят, уж не знаю почему, доковылял до Рогача, волк с сочувствием смотрел, как я с третьей попытки сумел взобраться в седло.

— Это было зрелище, — сказал он мне.

— Правда?

— Правда, — подтвердил он. — Вы дрались красиво, мой лорд!

— Главное, чтобы красиво, — согласился я. — А то есть идиоты, что не понимают… Им правду жизни подавай! Откуда они только и берутся…

Девица смотрела на огромного рогатого коня глазами, полными ужаса, даже волка так не боится, что странно, я протянул руку, однако спасенная отпрянула:

— Боюсь!

— Волка? Или ворона?

— Этого… с рогом…

— Да не трясись, — сказал я с легким нетерпением, дыхание мое восстановилось, я заметил снова, что фигура у нее еще та, не зря выбрали для взятки тамошнему богу реки.

Ворон каркнул подозрительно:

— Она не девственница.

А простодушный волк счел своим долгом пояснить простодырому варвару, то есть мне:

— Единороги позволяют к себе притрагиваться только девственницам.

Я спросил подозрительно:

— А как же я?

Волк замялся, посмотрел в сторону, мне почудился в его желтых глазах стыд за мою явную непорочность, я вспыхнул, хотел начинать спорить, доказывать, но ворон закаркал громко:

— Нам можно, нам можно!.. На мужчине все та же шапка, как говорит народ.

Я поймал женщину за руку и вздернул к себе на луку седла. Волк подпрыгивал, стараясь разглядеть, как это я ее усаживаю. Когда есть повод поизгаляться, куда и солидность пропадает. Конь пошел шагом, потом рысью. Я спросил:

— Где твоя деревня? Вон те домики?

— У нас село, — возразила она обидчиво, потом, всмотревшись в мое лицо, добавила нерешительно: — Но ты ведь… Ракорд?

Я подумал, сдвинул плечами.

— Да вроде бы нет. Вообще-то я Гакорд. Она просияла:

— Ну да, конечно же, Гакорд!.. Это я сама спутала! Гакорд, конечно же, Гакорд!.. Младший сын Нибедунгов, из Малых Овражков!.. Тебя искали какие-то в капюшонах, когда ты исчез в позапрошлом году, и совсем недавно приходили снова.