Ходок по Дороге 2 (СИ) - Кисличкин Михаил

Двое медиков, отчаянно пытались что-то предпринять у постели лежащего с посиневшими губами курсанта. Один делал ему укол прямо в грудь, другой спешно подтаскивал трубки какого-то прибора. Но на экране, показывавшем пульс высветился уверенный ноль, а синусоида сердечного ритма вытянулась в прямую. Мне хватило одного взгляда на парня, чтобы понять, — его уже не вытащить, жизненную силу в мертвое тело не вернешь.

— Вот млять! — не сдержавшись, ударил кулаком по подставке с компьютером Ситников. — Ну, сука!

— Убийцы всегда будут убивать, — мрачно сказала Катя. — По-другому «свободные» не умеют.

— Я думаю, вам лучше срочно покинуть лабораторию, — повернулся к нам с сосредоточенным лицом Иволгин. — Мы попробуем побороться за жизнь парня. Сейчас подключим АИК, запустим искусственный кровоток и дыхание. Но вы мешаете!

— Конечно доктор, — кивнул легат. — Все кроме врачей — вон из помещения!

— Бориса спасти не удалось, — сказал нам с Катей Ситников через пару часов, когда мы встретились наедине в зоне отдыха госпиталя. — Иволгин не понимает, почему так получилось. Тело просто отказалось жить. Они подключили искусственное сердце и легкие, восстановили дыхание и кровоснабжение, но мозг умер. Обширный инсульт.

— У парня не осталось жизненной силы, — тихо сказал я, глядя в пол. — Холдер разорвал связь, по всей видимости, уничтожил кровь донора во время колдовства. И его сила не вернулась в тело. Вот и все. Без энергии Ульмов был обречен, медицина тут не причем.

— И куда же она делась, эта жизненная сила? — мрачно спросил легат. — Испарилась? Ушла на перетаскивание дурацких лампочек на потолке? Вознесла его душу на небо?

— Вероятно, ушла в браслет Кинэ, — посмотрел я на свое запястье. — Но утверждать это наверняка не могу.

— Это ты ее туда направил? Решил, что там ей будет лучше?

— Нет.

— Уверен? То точно не предпринимал ничего, для того чтобы забрать у курсанта энергию или…

— Вы на что намекаете, Виталий Матвеевич? — я почувствовал, как мутная волна злости начинает захлестывать мою голову. — На что намекаете?! На то, что я убил парня?!

— Я не намекаю, — мрачно усмехнулся Ситников. — Я выясняю обстоятельства произошедшего. Только что погиб единственный имперский ходок. И ты тут ключевой свидетель.

— А точнее, обвиняемый?!

— Прекратите! — вдруг взвилась с места Катя. — Виталий Матвеевич, Ваня, вы себя со стороны видите? Успокойтесь!

— Какой тут нахрен успокойтесь! — отодвинув Катю рукой, заорал я, подходя к Ситникову вплотную. — Это был, сука, ваш эксперимент! Вы, млять, решили проверить, будет ли работать в Империи магия Дороги, вы притащили добровольца, вы настояли на том, чтобы он дал кровь для прибора, хотя я хотел сделать все сам! Вы прекрасно знали, что это опасно, я об этом вас предупреждал не раз, и не два! Вы даже программный код в ноутбуке толком не проверили, иначе хрен бы Холдер смог повлиять на прибор! И теперь я, по-вашему, виноват в смерти курсанта?

— Вы оба не виноваты, — начала было говорить Катя, но на нее никто не обратил внимания.

Ситников зло уставился на меня, играя желваками, и мне показалось на секунду, что он меня ударит, но я упрямо смотрел ему в лицо, не отводя взгляда. А затем особист резко выдохнул и с усилием провел рукой по лицу, опустив на секунду глаза. Когда он вновь посмотрел на меня, его взгляд был мрачным, но спокойным.

— Извини, Ваня, я сорвался и сболтнул лишнего. Ты действовал по обстоятельствам и сделал все правильно, — негромко произнес он. — А от риска нам никуда не деться. Это была моя ошибка и моя вина. Я должен был предусмотреть и такой вариант, который случился. Но мы очень торопимся, и я приказал спецам не копаться в приборе и компьютере, чтобы не испортить случайно технику и не сорвать эксперимент. Извини… Просто Боря подавал надежды… и вообще хороший парень был. А наверху на нас очень сильно давят и торопят в связи с готовящейся операцией на фронте. Армейские нашли, млять, волшебников, которые им все разрулят! — выругался легат. — Сами ни хрена не могут, а после Гдановска все как один хотят чуда на тарелочке с голубой каемочкой!

— Я тоже приношу свои извинения, господин легат, — склонил я голову. — Погорячился и наговорил ерунды, за что стыжусь. Мне тоже очень жаль парня.

— Вот так-то лучше, господа, — снова вмешалась в разговор медичка. — И вообще-то в смерти курсанта Ульмова виноват Холдер. Он его убил, это ясно как день. Поэтому у меня есть вопрос — мы что-нибудь по этому поводу предпринимать собираемся? Напоминаю, что нам ультиматум объявили! Виталий Матвеевич, с этим что делать?

— Браслет не отдам, — тут же сказал я. — Облезет Холдер.

— Отдавать мы ничего не будем, — вздохнул легат. — Империя никогда не принимала ультиматумов. Да и это просто глупо — с браслетом Холдер станет еще сильнее, зачем-то он ему очень сильно нужен. А верить в его угрозы или обещания оставить нас в покое, если мы будем паиньками и вернем браслет, нет ни малейшего смысла. Наоборот, если отдать артефакт, он поймет, что мы напуганы и об нас можно вытирать ноги. Идти на поводу у шантажиста наихудшая стратегия. Сможет ли он доставить нам неприятности или нет — увидим. Но то, что мы враги было ясно раньше и тем более ясно сейчас.

— Разумно, — кивнул я.

— И тем не менее, — продолжил Ситников, — также ясно как день, что вам надо снова выходить на Дорогу. И уже в ближайшие дни, возможно даже послезавтра. Нам надо разобраться с браслетом и понять, как он работает и зачем он нужен. Не говоря уже о старой задаче — помочь армейским магией Дороги, раз уж «эльфийскую» использовать нельзя.

— Снова работать с прибором Холдера мне бы не хотелось, — задумчиво сказал я. — Там наверняка использована магия клат-эйра. Мы ее знаем плохо, да и технология эта не наша. Кроме того, у нас нет столько Ходоков, чтобы тянуть из них жизнь. А даже если бы они и были… мне не нравится этот способ.

— Черпать магию из крови и жертв… это добром не кончится, — согласилась со мной Катя. — Это не наш, не русский путь.

— Тогда найдите русский способ колдовать, — пожал плечами легат. — Хранитель вам в помощь. Готовьтесь к выходу.

Глава 18

— Кать, переключись на приватный режим, — попросил я подругу, когда мы вновь оказались на лесной Дороге у столба с цифрой «304». Будь наша броня имперского производства, я бы не стал заморачиваться с секретностью. Особый отдел все равно оставит возможность записи разговоров, подозрительность и контроль — его кредо. Но киннеры считали обман пользователя нарушением одной из фундаментальных религиозных заповедей, преступлением хуже убийства. Если сказано «приватный режим разговора», значит, он на самом деле приватный и ни одна собака не сможет узнать, о чем мы говорили. Раз техническая характеристика заявлена в инструкции или спецификации, значит, она соблюдается от сих до сих и точка, без всяких исключений из правил. Если это окажется не так, то это повод для серьезнейших разборок и выводов. А уж если в ходе расследования вскроется сознательный брак или обман на производстве, то выпустивший продукт научно-технический монастырь киннеров закроют целиком, а его настоятеля и нарушивших заповедь мастеров-монахов отлучат от служения и выгонят на вечное покаяние без права работы и надежды на прижизненное прощение. Киннеровская техника стоила очень дорого, но доверять ей было можно. А встраивать в нее свои «жучки» — это задача весьма нетривиальная…

— Слушаю тебя, командир, — отозвалась медичка, и я увидел на забрале шлема, что приватный канал включен. — Что-то случилось?

— Нет…, - немного замялся я. — Речь о другом. Кать, тебе не кажется, что с нашим легатом что-то не то происходит?

— Поясни.

— Мне не понравилось, как он себя вел. И сама ситуация выглядит неправильной. Эксперимент в лаборатории был подготовлен явно впопыхах, без четкого плана и запасных вариантов, что на Ситникова не похоже. Однако, это еще полбеды — возможно, на легата действительно давят сверху, и он сильно торопится. Но его нервный срыв и наш жесткий разговор после смерти курсанта я объяснить не могу. Он что, и в самом деле считает, что я мог убить парня? Но зачем, с какой целью? Получается, имперцы мне не доверяют? Скажи честно. Я хотел бы это знать прежде, чем встречаться с Хранителем.