Наталья Гвелесиани - Дорога цвета собаки

И нашел он землю, на которой почувствовал близость к своему ненайденному двойнику. И прикипел к ней душой. И пригласил друга, который шел за ним. И увидел там женщину, которую полюбил.

Его вера, его дело, его женщина, его друг, которого короновал он на владение своей землей, стали его Собаками. Это означало, что великий путешественник запер Дорогу, а ключ подкинул в карман далекому потомку через посредничество Хранителей.

Нет ничего дороже Собаки и священной пустынной дороги. Но Дорога – не Собака.

У хранителя не может быть Собаки – кроме тех двух, что составляют душу его: Белой и Черной. Но Хранитель остается Хранителем, пока не становится Собакой – Дороге… Тогда мудрец превращается в старца; старец ветшает; юноша льнет к младенцам, а Дорога – к реке, повернутой вспять. И появляется Дракон.

Почти все на свете – Собака: Белая или Черная. Но дракон – не Собака.

У Белой и Черной Собаки есть хозяин. У дракона хозяина нет. Этим они и различаются.

Есть Черная собака и есть дракон. Не перепутайте, не оскорбите Черную собаку, назвав ее драконом, и не преследуйте, как презренного врага. Помните: собак не забивают до смерти.

Не спускайте с нее глаз, несите за нее ответственность и даже лелейте ее, ибо нет ничего страшнее падшей Черной собаки.

Падшая Черная собака – дракон.

Почтенный Сильвестр закончил свое скупое повествование лицом к юношам, неторопливо возвращаясь к столу нетвердой походкой. Взгляд его не задержался на поднявшихся витязях. Мартин немного посторонился, и Посвященный прошествовал, как летящий по горизонтали одинокий лист, в другой конец жилища, где достал с книжной полки Псалтырь.

– Псалмы, по моему убеждению, достойны внимания прежде всего тем, что пышут благодарностью к Создателю. Я не буду обращаться к Господу с мольбой о помощи, я просто поблагодарю его за вас сегодняшним вечером. Прошу добрых юношей переночевать в моем доме; я не обременю их присутствием. Эту ночь мне необходимо провести за пределами жилища.

Мартин, побледнев, промолвил:

– У вас золотое сердце, Почтенный. Мы осмеливаемся обратиться к вам только с одной просьбой – не осудите нас за то, что мы с товарищем тронемся в путь прямо сейчас. Эту ночь мы условились провести в поле у развилки. Вы знаете это место, Почтенный – до него пятнадцать километров. Важно успеть до ночи.

– Что ж, тогда – успеха.

Витязи приложились к груди старца. Он стоял, как свеча, с непрницаемым лицом, взгляд его был далек и спокоен, только губы вздрагивали – тонкие, поджатые. При объятии он скрещивал на мгновение у них на спинах сухие, легкие, как солома, руки – таким жестом Хранители благословляли путников.

– А ведь я надеялся воспитать тебя Хранителем. Ты мог бы стать самым молодым Посвященным в Общине, – тихо обронил Сильвестр так, словно констатировал будничный факт.

– Если успех приложится ко мне, Почтенный, я подумаю над этим предложением, – вежливо сказал Мартин.

– Успех – тоже Собака, дорогой мой. Он не отпустит тебя в Общину.

– А долг – тоже Собака, Почтенный?

– Белая собака всегда права. Наверное, она не зря уводит тебя от нас. Может, моя притча, как и я сам, тоже стала Собакой большой Дороге.

– Не казните себя, Почтенный. В конце концов, смерть – тоже Собака.

Когда они уже были на конях, Годар, усмотревший в этом диалоге какую-то угрозу для себя, сухо спросил, пытливо вглядываясь в профиль Мартина:

– Ты и в самом деле хотел бы стать Хранителем?

Мартин повернулся в анфас, и Годар увидел взгляд грустный, но попрежнему открытый, из чего сделал заключение, что Зеленый витязь не таит от него своих планов, и сразу расслабился, освободился вконец от тревоги – тревоги легкой, ненаполненной, но досадной, похожей на объятия старца, какими они ему представлялись.

– Я обнадежил Почтенного из вежливости и из милосердия, – сказал Мартин с едва заметной иронией, адресованной Годару, – на самом деле мне нет места в Общине Посвященных. Там – даже больше, чем где-либо еще.

Однако он не выдержал тут иронии и снова загрустил. Годар же был удовлетворен. Холмогорье осталось за спиной, и он только и думал о том, чтобы отогнать его подальше от себя и от Мартина. Он был тронут участием Почтенного Сильвестра в судьбе друга, но расположения к Хранителям и их Обители не чувствовал настолько, что опасался, как бы настороженность не переросла в антипатию, что было бы несправедливым и внутренне нечестным, – в том числе и по отношению к Мартину. Годар скакал впереди по местности незнакомой, с канавами и щелями под покровом бурьяна, понуждая товарища тем самым догонять его и вырываться вперед – тот считал себя обязанным быть впереди, потому, что лучше чувствовал землю. Конь Мартина умел огибать опасности родных верст.

То и дело обгоняя Зеленого витязя, Годар задавал темп, с которым они двигались к вожделенному привалу. Подзадоривая Аризонского и даже надавливая на него, Годар не скрывал второй своей цели. Первая же цель, а именно: ускакать навсегда от Холмогорья Посвященных – оставалась для Мартина тайной, и Годар испытывал неловкость от того, что делает из этого тайну. Зато вторая цель – привал на поле перед вступлением в Зону дракона, – манила их с одинаковой силой. Правда, сила эта складывалась у каждого из разных составляющих.

Они прибыли к заветному пункту раньше, чем намеревались – за два часа до момента, когда по законам Суэнского королевства в стране наступала ночь. Или зашторенный день. В полевых условиях последний становился палаточным, – витязи не ложились позже установленного срока. Ничто не мешало нарушить закон: вокруг не было ни души, но именно здесь, вдали от Скира, нарушение вызвало бы чувство оторванности и одиночества.

Сегодня удалось выкроить два часа отдыха за ужином и разговорами, что, пожалуй, было еще одной – неосознанной – целью Годара.

Они остановились на громадном поле колосящейся пшеницы, выросшем, что называется, под носом у трехкилометрового пустыря, с которого и начиналась Зона дракона – территория, на которой дракон сжигал человека при попытке обустроиться. Пашни, пастбища, проселочные дороги оставались за ее чертой, но гордо, неотступно напоминали о себе, гиперкомпенсируя страх, особой пышностью и изобилием. Угодья граничащей с Зоной деревни, одной из самых крупных и густозаселенных в королевстве, вовсе не хранили следов запустения.

Первым делом они установили палатку на скошенной площадке, которую обнаружили в глубине поля, просмотрели еще раз карту, проверили оружие и поклажу, распределили и разложили по личным мешкам продовольствие – по выходе из жилой зоны пополнять запасы было неоткуда. И только потом, расстелив клеенку, принялись уминать двойную порцию тушенки с сухарями. Мартин выложил флягу с вином, которую до сих пор утаивал.