Петр Верещагин - Адов Пламень

Пальцы Вильфрида сомкнулась на плече девушки и без особых церемоний передвинули ее назад, под прикрытие брони и щита. Хотя сакс и знал, что прикрытие это продержится ровным счетом один удар.

Страж молча потянул правую руку (именно руку, не когтистую конечность, как у обычных демонов!) к своему оружию, положив левую ладонь на перевязь, что поддерживала ножны.

– Нет!!! – воскликнула Ребекка.

Поздно.

Секира дуарга прочертила яркий голубой полукруг, косым взмахом снизу вонзившись в левый бок Стража, раскроив доспехи и дойдя до середины груди. Но в эту же долю мгновения ударила черно-золотая молния меча Стража, от плеча к бедру рассекая броню и тело рыцаря, как комок мягкого масла, завернутый в паутину…

– Проходите, проходите, не заставляйте старика принимать таких важных гостей на пороге, – преувеличенно засуетился облаченный в белую с золотом ризу и золоченую епископскую митру Лазарус, самолично открывая двери перед ошалевшей четверкой. – Посланцам надлежит оказывать все возможные почести…

Когда наконец «посланцы» были устроены в мягких, удобных креслах, в каких навряд ли сиживали и короли, и у каждого в руке оказался серебряный кубок со старым италийским вином, какого, опять же, вряд ли доводилось пробовать и королям (хозяин налил и себе, причем отпил первым, дабы дорогие гости ни в коем разе не заподозрили его в попытке отравить их), – после этого Лазарус наконец позволил себе перейти к сути вопроса.

– Для протокола, любезные господа, – проговорил он, – я не подчиняюсь Грауторму. Это чтобы не создавать… прецедентов.

Название северного оплота малефиков, конечно, было знакомо всем четверым, но остальное для них смысла не имело вовсе.

– Я полагаю, – медленно начал Робин, – без протокола мы вполне могли бы обойтись…

Хорст внезапно рассмеялся.

– Прецедент ни при чем, Лазарус. Важны реальные дела, а не звание, которым им присвоено.

От гвардейца никто не ожидал подобных высказываний, однако и у Алана, и у Робина хватило ума промолчать, словно так и надо. Марион почувствовала, как золотой ковчежец на ее груди чуть заметно дрожит, и хотя не поняла, что это обозначает, но также решила не встревать. Раз уж нельзя посовещаться – пусть все идет как идет. На всякий случай девушка подобрала ноги, делая это как можно незаметнее, дабы иметь возможность скатиться с кресла, рвануть из колчана бронебойную стрелу и пригвоздить к стенке этого типа в парадном епископском облачении. А после другие пускай подсчитывают, сколько в точности невинных жертв на его счету… ей хватит и одной – Вильхельма Ротта, что некогда стал ей вместо отца.

Лазарус перевел взгляд на Хорста. Прищурился. Поморщился и кивнул: что-то, очевидно, ему не понравилось, однако отрицать наличие этого «чего-то» епископ не мог.

– Мои поздравления. Умно сработано, Варгон, если позволишь обращаться напрямик. Что дальше – пустишь сверху тяжелую махинерию, попытаешься взять на испуг, а то и сам руки приложишь? Или, может, сперва немного поговорим, изображая цивилизованных людей?

– Почему бы нет? – В голосе Хорста, до того – обычном выговоре уроженца северо-востока, Альмейнского Лоррейна, вдруг прорезался жесткий акцент Дальнего Загорья, изменился и тембр. – Я даже разрешаю тебе сказать несколько слов в свое оправдание. Возможно, я запечатлею их на твоем надгробье. После того, как.

– Благодарить не буду. И даже не буду спрашивать, знаешь ли ты, что означает «после того, как», что такое это самое «после». Знаешь. Каждый из нас знает. – Лазарус поднялся, опираясь на витой посох из белого дерева, прошелся по залу. – Вот чего ты не знаешь, так это – каково возвращаться ОТТУДА.

– Ты разве вернулся? – осведомился Хорст, а точнее, этот неведомый Варгон. – Некроманту вроде бы положено возвращать из Серых стран других, а не себя самого. Возврат сей, правда, вами понимается весьма своеобразно, но у нас не спор о способах деятельности…

На лице епископа-некроманта появилась странная усмешка.

– Варгон, дорогой ты мой, если бы только НАМИ… О моем возвращении ОТТУДА ведомо очень и очень многим, даже таким, кто меня не встречал и с кем я не имел чести познакомиться. Имя мое тоже знают многие, кому ничего не известно о бывшем епископе Страсбурга. Или бывшем же малефике оттуда.

– Говори, раз начал. Ты старше меня, но это все, что я знаю.

– Не все. Тебе ведь известен Завет, так? Вспомни, что там писал Йоханнан о родном брате Мириам из Бет-Уни.

Хорст-Варгон шумно вздохнул.

– Вот, значит, как. Лазарь из Вифании, брат Марии и Марфы – извини уж, привык к византийскому переводу, арамейского не изучал… Признаться, ты меня даже несколько удивил. Но что это меняет?

– Ничего. Почти ничего. – Лазарус вновь опустился в кресло, но сидел теперь так же настороженно, как и трое из его гостей, только Хорст (или этот неведомый Варгон) небрежно развалился, словно бы находился у себя дома. – Кроме моего статуса, присвоенного мне звания, что само по себе не слишком важно, как ты верно подметил. Я не некромант, Варгон. Я вивамант, и виновен в этом – Тот, чье Имя ни ты, ни я поминать не любим!

Марион вопросительно взглянула на Робина. Тот покачал головой, это слово он слышал впервые, да и разговор-то понимал с пятого на десятое. Зато Алан, нахмурившись, что-то бормотал… наконец менестрель поднял взгляд – и лицо его было в этот миг больше похоже на лишенную жизни восковую маску, на погребально-белый грим италийских актеров comedia del arte.

Хорст рывком встал, оттолкнув кресло. Лазарус также поднялся и сложил руки на посохе.

– Вивамант – что-то вроде колдуна-упыря, – раздался голос Варгона, до крайности напряженный, – плоть своих жертв он не пожирает, зато выпивает жизненную силу. Но не до конца; какая-то толика жизни в них остается, и вот эту толику он как раз и контролирует. Направляя туда, куда сочтет нужным.

– Замолчи! – Епископ воздел посох.

– Рази, Лох-Лей! – успел выкрикнуть Хорст-Варгон, когда Лазарус провозгласил: «Apage, Malefici!»

Ковчежец на шее Марион дернулся так сильно, что едва не придушил девушку. Хорст рухнул обратно в кресло и бессильно обмяк, из носа его потекла струйка крови; зато Робин наконец понял, что тут к чему и с кого можно содрать шкуру за всю эту чертовщину – и древний клинок Тристрама вылетел из ножен.

– Зря, ай зря, – сказал епископ, и из его прищуренных глаз вырвалась белая молния. Робин, сам не понимая, что делает, парировал удар мечом; раздался отчетливый звук лопнувшего металла.

Тванг! – пропела тетива лука Марион, и голову Лазаруса прошила бронебойная стрела. Узкий ребристый наконечник, покрытый кровью, вышел под левым глазом – ни один человек после такого даже секунды не проживет…