Александр Байбородин - Урук-хай, или Путешествие Туда...
Да и у всех древних рас: орков, энтов, эльфов, троллей, гномов – отношения с солнечным светом, прямо скажем, довольно натянутые. Почему боятся солнца тролли и орки, чистокровные орки, я имею в виду, понятно. Солнце сжигает им кожу и ослепляет глаза. Но Перворождённые тоже почему-то предпочитают сумрак, хотя при солнечном свете могут ходить спокойно. А вот урр-уу-гхай солнце любят, как и люди. Они даже бахвалятся тем, что не боятся солнечного света.
Почему я вспомнил о троллях? Да потому, что существо, стоявшее перед каменным столом, показалось мне троллем. Очень уж взгляд у него был злобный. И зубы, торчавшие из пасти, вызывали неприятные подозрения. Кто-нибудь объяснит, зачем энтам зубы, если они всё равно не едят, а только пьют? Мне кажется, что они не всё рассказывают о себе случайным путешественникам. Впрочем, в то мгновение я не рассуждал о зубах и возможном родстве троллей и энтов. Я, вообще, ни о чём не рассуждал. Я уворачивался. Метался между кувшинами, как врасплох застигнутая котом мышь. Поверьте мне, не очень-то легко уворачиваться, когда Вас ловят огромные семипалые (!) ладони. Особенно, спросонок и с набитым до отказа брюхом. Тем более, когда каждый ловящий Вас пальчик длиной в половину вашего роста. И зачем надо было столько жрать? Для насыщения хватило бы и четверти того, что я влил в себя.
Существо хлопало своими гигантскими ладошками по столу так, что подпрыгивали кувшины, во все стороны летела каменная крошка, и продолжало рычать своё: «Буррарум!» Возможно, кувшины подпрыгивали не только от хлопков, но и от его крика. Стоило мне попасть под удар ладони, и со мной произошло бы то же, что и с мышью, попавшей под кованое конское копыто. Если Вам не случалось этого видеть, то скажу, что от мыши в таком случае остаётся очень немного. И на это немногое очень неприятно смотреть.
Я держался, сколько мог, но в игре кота с мышью выигрывает всегда кот. Особенно, если мышь едва может двигаться от переедания. Энт прихлопнул бы меня без всякого труда, но он, видимо, опасался повредить или опрокинуть свои кувшины, потому мне и удавалось какое-то время прятаться то за одним, то за другим. Каменная крошка, летевшая из-под его ладоней, посекла мне лицо до крови, и я почти ничего не видел да и не слышал из-за оглушающего крика энта, поэтому не сразу понял, что один из кувшинов исчез. Энт, не переставая хлопать по столу одной рукой, второй ловко переставил кувшин в сторону, на самый край стола. Так что я, в очередной раз, метнувшись к тому месту, где он должен был находиться внезапно для себя очутился на совершенно голой поверхности. Сверху на мою голову опускалась ладонь размером в две столешницы письменного стола Мериадока Великолепного, что до сих пор стоит в Бэкланде. В замедлившемся времени я почувствовал себя мухой под мухобойкой. И так же, как муха, я ускользнул от этого удара в последнее мгновение. Чудом. Громадная ладонь врезалась в каменную столешницу в нескольких дюймах от меня. Плотным, выбитым из-под ладони воздухом, меня сбило с ног, и я покатился по столу кубарем. Но тут же вскочил и бросился к краю стола. Я намеревался спрыгнуть и бежать, что есть мочи, бежать к выходу. Однако, моему несколько наивному желанию не суждено было сбыться. Свободный конец цепи, про которую я совсем забыл, остался под ладонью энта. Поэтому мой отчаянный рывок привёл лишь к тому, что вторым концом цепи, оплетавшим мою шею, мне едва не оторвало голову. Остановка была такой неожиданной, что ноги мои выбежали вперед, опережая тело, взлетели в воздух, и я всей спиной впечатался в камень столешницы. Мгновением позже с камнем соприкоснулся и затылок.
Сколько же раз мне попало по голове со времени памятной дружеской попойки на берегу Брендивина? То мне по ней били, то я сам обо что-нибудь ударялся. Хорошо ещё, что у хоббитов крепкие головы.
Когда я пришёл в себя, то обнаружил, что нахожусь в футах пятнадцати над полом. Существо, которое пыталось меня прихлопнуть, держало свободный конец цепи на весу таким образом, чтобы я болтался у него перед глазами. К счастью, петля из цепи была сделана незатягивающейся, но дышать всё равно было трудновато, потому что когда Вы подвешены за шею на такой высоте, петля всё равно давит.
Существо было футов семнадцати ростом и более всего походило на оживший ясень. Вот тогда я и догадался, что это всё же не тролль, а энт, до этого мне как-то не удавалось его подробно рассмотреть. Энт задумчиво смотрел на меня и, казалось, размышлял: то ли раскрутить меня на цепи посильнее да трапнуть о ближайший камень, то ли просто ухватить покрепче за ноги и дёрнуть, и тогда уж, верно, что-нибудь да оторвётся. Или ноги, или голова. Глаза у энта были уже не злобные, а, скорее, удивлённые.
Мне не хотелось ни трапаться, – я, в конце концов, не бельё на стирке, – ни разделяться на части, я себе больше нравлюсь целиком. Ухватившись обеими руками за цепь, я подтянулся, чтобы ослабить нажим петли, вдохнул поглубже и заверещал, что было сил: «Фангорн, Галадриэль, Элберет, Гинтониель, Леголас, Элронд, Гиль Гэлад, Элессар», – и ещё десяток эльфийских слов, которые я читал в Алой книге или слышал от дедушки Сэма. Глаза у энта сделались ещё более удивлёнными, а потом в них мелькнула заинтересованность. Он помедлил слегка и произнёс длинную мелодичную фразу. Мне, последнее время слышавшему, в основном, хрипло лающую речь орков, она показалась настоящей музыкой. Это был явно какой-то вопрос на языке эльфов.
– Не понимаю, Ваша милость, – сказал я и помотал отрицательно головой для пущей убедительности. Насколько можно было помотать в моём висячем положении. – Совсем ничегошеньки не понимаю.
– Не понимаешь, – после некоторого раздумья сказал энт на Всеобщем, – тогда зачем ты произносишь слова Перворождённых, если не понимаешь их смысла?
– Чтобы показать Вашей милости, что я не орк, – ответил я ему. – Вы ж меня за орка принимаете. А я вовсе даже и не орк.
– Откуда ты знаешь, что я о тебе думаю? – немного обиженно произнёс энт, мне показалось, что он даже губы надул. – Я тебе не говорил.
– Как же, Ваша милость, Вы же сами кричали «буррарум». Это же «орки», по-вашему.
– Хм-хм, – энт нахмурился, – ты знаешь речь Древнего леса? Откуда? Ты был здесь раньше? Когда? И у кого ты мог научиться?
Мне всегда казалось, что энты – существа несколько медлительные, а этот задавал вопросы очень быстро. Впрочем, отвечать на вопросы, это лучше, чем быть расплющенным или разорванным ни за что.
– Нет, Ваша милость, я здесь не бывал раньше и языка вашего не знаю. Только некоторые слова, потому что кое-кто из моих родственников здесь был. Правда, давно. Они здесь разговаривали с Фангорном, Древобородом то бишь. Вы, наверное, и есть Древобород?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});