Алла Дымовская - Маленькая желтая лампа

– Ты у меня молодец, дорогой мой малыш Крипто, но умоляю, не подставляйся больше!

Арсений теперь даже не уходил, а, скорее, убегал. Ноги несли его сами собой подальше от места, где он только что услыхал такое, чего знать никак не хотел. Тайна Галеона Антония, романтическая и сладко-таинственная, перестала существовать, обернувшись грязной правдой. Доктор все понял: и кто на самом деле был его сосед, и почему Арсений ошибался в нем. И отныне, поняв, не представлял совершенно, что ему делать дальше с подслушанным знанием.

Как исторически это возникло и сложилось? Как из мирной, спортивной забавы, безобидной до умиления, могла вырасти такая кромешная страсть? Арсений не ведал ответов, наверное, опять сыграл роковую роль властелин Вселенной случай. Хотя некоторая своеобычная версия, весьма далекая от науки, зато преисполненная мистических догадок, у доктора имелась. Он не то чтобы верил в единоборство добра и зла, темного и светлого начал, все это манихейские бредни. Но объективная истина – на каждое действие да пребудет свое противодействие – была переложена доктором и на существование человечества как целого, формального организма. Без всякого права, в примитивном упрощении, но все же. И тогда получалось: чем дальше уйдет одна часть этого целого по блистательному и милосердному пути гуманистического добра, тем сильнее другая его часть низринется в пучину относительного злодейства. Как скоро войдут в силу и найдут свое воплощение самые благие намерения одних людей, еще быстрее эти же намерения извратятся в основе своей, увлекая к преступлениям, в дальнейшем все более чудовищным. Где-то непременно произойдет сохранение равновесия в глобальных масштабах, взять хотя бы тотальную лунную кампанию, а где-то в частном выражении, как то случилось во время наиболее кровавой и беспощадной, но все же локальной операции на Демосе в период первой нарковойны. И стало быть, сложился у доктора печальный весьма вывод: чем более сытым и разумным способом организуется людское сообщество, тем страшнее и безжалостнее его отдельные элементы начнут гробить друг друга. Затем в один прекрасный и ужасный день противостояние достигнет критической точки, и мир полетит в тартарары.

Пока же доктора тревожило не отдаленное и чисто гипотетическое будущее конца света, а нынешнее его настоящее. В которое, так непредвиденно и вдруг, вторгся как раз реальный носитель равновесного зла. Галеон Антоний. Он же Крипто.

Суть же, столь сильно испугавшая доктора, заключалась в том тайном и крайне криминальном обстоятельстве, что Галеон Антоний был некогда би-флайером. Не просто каким-нибудь рядовым, а известным под именем Крипто на всю обитаемую систему великим космическим гладиатором. На нынешний момент уже и легендарным. Именно был, потому что, скорее всего, доктор Мадянов имел теперь сомнительную честь свести знакомство с единственно уцелевшим, последним настоящим би-флайером на свете.

Специалисты, а среди них попадались и космобиологи и даже с Э-модулярной лицензией, утверждали в один голос, что корни гладиаторских забав уходят в далекую глубь веков. Еще к эпохе римских амфитеатров и цирков, к язычеству и нравственной безмятежности существ, не ведавших о подлинной ценности отдельно взятой жизни. Ведали ли об этой ценности нынешние оборотистые устроители жестокой космической потехи, было неясно, а если и ведали, их подобное знание останавливало мало. Но вырос сей поганый гриб на древе достаточно благородном и в канувшие века олимпийских забав почитавшемся на многих, не обиженных снежными зимами континентах.

Когда-то в старой России, бывшей прежде Великоросского Союза, даже, кажется, еще раньше, во времена первого, трагически неудачного эксперимента всеобщего благоденствия, названного условно «советским периодом», существовало среди военных людей развлечение. Если Арсений помнил достоверно и ничего не путал за давностью лет – лыжные гонки патрулей, вооруженных настоящими боевыми винтовками. И лыжи в ту эпоху были чуть ли не деревянными, подумать только, и оружие не то что допотопное импульсно-лазерное, а доисторическое огнестрельное. Чудовищная для современного человека экипировка, но тогдашним военным служащим это, наверное, выходило нипочем. В соревновательном процессе надо было на тех невообразимых лыжах бегать, кажется, довольно далеко, а потом еще и стрелять, куда и зачем, Арсений начисто позабыл, кроме одного – мишени для стрелков предоставлялись неживые. Это точно.

Скоро забава привилась, пустила корни, ее переняли северные соседи, за ними следующие, и так далее, пока однажды общественная организация, заведовавшая в те давние времена олимпийскими международными порядками и заботами, Бог весть как она называлась, не приняла решение о дозволении военным патрулям соревноваться на гражданских играх. После чего спортивная забава под именем «биатлон» стала официальной и общедоступной и как бы получившей заслуженное признание. Так оно и шло до поры, когда вторая олимпийская эра начала склоняться к естественному упадку. Другие беды и радости возникли у человечества, а с момента открытия принципа переработки гравитационной энергии всех занимали уже только космические пространства. Некоторые виды спортивного досуга умерли совсем, в основном командно-групповые, погубила их ц-панорамная сеть – собирайся хоть целым городом на виртуальном пространстве и смотри, что хочешь, а не хочешь, наслаждайся в одиночку или с семьей, и все с эффектом объемного присутствия. Пусты стали стадионы. А без настоящей публики это уж не игра. Иные развлечения «здорового тела» преобразились в максимально безопасные суррогаты. Теннисные сетки и мячи стали светонаведенными, покрытия – из специально обработанного плексоморфа, гибкие и антисептические, да еще с голографической вечно зеленой травкой. Даже воздух на корты подавался озонированный. Площадки для пляжного волейбола, наверное, наипопулярнейшего по сей день парного состязания, всегда имели одну и ту же температуру идеального кристалло-пластикового песка, и упаси Боже подать мяч через световое ограждение с «потенциально опасной скоростью»! Сетка тут же гасила излишний пыл. Так было и в дистанционном боксе, и в водных прыжках на страховочном гравитаторе. Гуманизм и забота о каждом, и право на полноценную жизнь, провозглашенное Конгрегацией Гиппократа.

Соответственно с трогательной заботой о всякой отдельной личности росла и ее зеркальная противоположность. И возникал вопрос: как получить наибольшее удовольствие из нарушения всеобщего правила, установленного КГ? Поэтому параллельно с все возраставшей безопасностью спортивных увлечений невольно как-то вышло, что именно безобидные лыжные гонки со стрельбой неотвратимо мутировали в маргинальном, антиобщественном направлении. Видимо, вспоминалось их изначальное боевое прошлое. Сначала они перестали быть просто лыжными, хотя гравитационные аналоги беговых приспособлений развивали нешуточную скорость и трассы измерялись уже сотней километров. Тогда первые гладиаторы, которых никто еще поначалу так не называл, стали передвигаться на стабилизационных самоходках, паривших в полуметре над земной поверхностью. Одновременно отпала и актуальность специально подготовленных лыжных дорог. Потом на смену винтовкам, пусть импульсно-лазерным, но все же неудобно стрелять на ходу – остановить самоходку на гравистабилизаторах дело непростое, – пришли стационарные лазерные пушечки. А для вящего эффекта – живые подвижные мишени: специально в нужных местах выпускали собак и волков, генетических уродов, только и способных бестолково и очень быстро бегать по огороженному загону. Кто больше настрелял, тому и полагалось больше очков. Кровь несчастных животных текла ручьями. Посмотреть воочию на гонки являлась, тишком и не афишируя открыто своего присутствия, достаточно богемно-знаменитая, разряженная толпа скучающих зевак, и даже власть имущие порой прибывали инкогнито.