Джудит Тарр - Замок горного короля

Глаза леди отпустили его так внезапно, что он покачнулся. Ее длинные пальцы нащупали замок, подняли крышку. Она без удивления заглянула внутрь, но тут спокойствие ей изменило. Ярость сверкнула меж бровей, ярость блеснула в оскале зубов. Двух зубов недоставало, на их месте виднелись уродливые бреши, и это разрушило остаток чар.

С внезапным неистовством Одия отбросила шкатулку, содержимое которой тускло поблескивало в ее руке — черный кинжал жрицы из Умиджана. Вадин широко раскрыл глаза. В последний раз он видел его вонзенным в сердце Устарена.

— Скажи своему хозяину, — произнесла Одия, и голос се прозвучал хрипло, словно крик стервятника, — скажи его высочеству принцу, что я принимаю его дар. Я буду хранить его до тех пор, пока не придет время испить его крови. Ибо слуги мои ослабели, но они окрепнут; а богиня жаждет.

— Я слышал, — сказали горло, язык и губы Вадина. — И я не боюсь. Пусть богиня жаждет крови солнца, но пусть она поостережется. Его пламя пожирает все, что берет свое начало во тьме.

— Но в конце концов истощится само пламя.

— Кто может знать, каков будет истинный конец? — Вадин снова поклонился с подчеркнутой вежливостью. — Желаю вам доброго дня, моя госпожа Одия.

13

Знойным полднем Моранден въехал в Хан-Янон со своими отрядами под развевающимися знаменами.

— Бесстыжий, — произнесла какая-то женщина, когда копыта зацокали по рынку.

— Цыц! — оборвал ее другой голос. — Кругом уши.

— Ну и пусть! А вот я слышала, что…

Имин протиснулась сквозь напирающую толпу. Она знала, что именно слышала та женщина. Все это слышали.

— Он пытался убить наследника, правда пытался, во всяком случае, так говорят.

— Если не клянутся, что он спас принцу жизнь.

— Спас! Как же! Он заманил молоденького господина подальше, привязал к алтарю и даже предложил его самой…

— И хорошо было бы, если бы он это сделал. Плюгавый жеманный чужеземец. Другой хоть настоящий янонец.

Певица сжала губы. Этот припев не исчезнет, несмотря на все ее песни и объявления короля, вопреки самой великой магии Мирейна. С отъездом Морандена недоброжелатели было попритихли, но теперь они заговорят снова, и слова эти будут звучать громче, чем прежде. Имин вздрогнула, несмотря на палящее солнце, и прокляла эту ясность собственного ума, которая порой граничила с пророческой.

Внезапно поднялась какая-то суматоха. Имин, зажатая толпой, увидела, что отряд Морандена приостановился. Со стороны крепости спускался другой отряд — королевские оруженосцы на отдыхе с соколами на запястьях и собаками на поводках. Одна из собак вырвалась и устроила переполох среди прилавков; тогда несколько молодых проказников пришпорили коней и стали подражать взявшим след собакам.

Однако в центре этого столпотворения образовался ледяной остров посреди летней жары. Мирейн посмотрел в лицо брата своей матери: ион, и Бешеный были неподвижны, только глаза блестели. Усталый боевой сенель Морандена беспокоился, бил копытом и норовил опустить рога.

Гиканье и вопли оповестили, что собаки пойманы. В нарастающем молчании они прозвучали слишком громко. Слух напрягся, дыхание замедлилось. Оруженосцы выстроились в линию за спиной Мирейна, сверкая глазами.

— Приветствую тебя, дядя. — Голос юноши был ясным, холодным и гордым и четко выделялся в тишине. — Как идет война?

Моранден усмехнулся, обнажив белые зубы.

— Хорошо, принц. Воистину хорошо. — Он облокотился о высокую луку седла, являя собой воплощение властной непринужденности. — Гораздо лучше, чем в тот момент, когда ты покинул нас.

Несколько оруженосцев, и прежде всех Вадин из Гейтана, сделали шаг вперед. Мирейн поднял руку, они тотчас остановились. Он улыбнулся.

— Когда я уезжал, — сказал принц, — вообще никакой войны не было. Только… — он заколебался, как будто не желая произносить это слово, только вероломство. Я рад, что ты избавился от него.

Имин задержала дыхание. Люди вокруг жадно смотрели.

Моранден наклонился к шее скакуна.

— Я всегда был верен своему законному правителю.

— Не сомневаюсь, — ответил Мирейн.

Бешеный танцевал вокруг мышастого жеребца Морандена, словно наконечник копья, расчищающий дорогу в толпе. Люди Морандена следили за ним глазами. Рявкнув команду, старший принц заставил их развернуться и послал своего скакуна по дороге к замку.

По толпе прокатился вздох. Возможно, вздох облегчения от того, что соперники не дошли до схватки. Или, что более вероятно, вздох разочарования.

Однако ни у кого не было времени чувствовать себя обманутыми. Моранден вернулся всего за несколько дней до одного из двух главных праздников Янона — праздника Вершины Лета, который посвящался Аварьяну. Нынешний должен был быть пышнее, чем когда-либо, поскольку кульминационный и святейший из дней праздника был также и празднованием дня рождения Мирейна, первого в родительском замке и шестнадцатого на свете. Все лорды и военные вожди в Яноне, так же как и множество простолюдинов, явились взглянуть на наследника королевства. Многие несли подарки, самые богатые, какие только могли себе позволить.

В этот день, день солнцестояния и первый день нового года, Мирейн проснулся рано, задолго до рассвета. Однако Вадин поднялся раньше него, и, что было еще необычнее, король тоже. Когда наследник открыл глаза, он прежде всего увидел лицо деда, который склонился над ним, устремив на внука неизменно терпеливый взор. Мирейн сел, слегка нахмурившись, и отбросил волосы с глаз.

— Мой господин, что…

— Подарки, — произнес король. Вся его строгость растаяла, и он улыбнулся своей великолепной улыбкой, которую редко кто видел. — Подарки наследному принцу Янона.

И правда, это были подарки. Вадин внес их один за другим — честь, за которую он боролся; с меньшим успехом он боролся с улыбкой, которую никак не мог согнать с лица. Полные доспехи, изготовленные по меркам Мирейна, но с расчетом, что он еще вырастет: позолоченная кираса, легкая и прочная, сделанная так, как это умеют лишь кузнецы в Асаниане; панцирь, как будто гравированный солнечными лучами его отца; кожаная туника, чтобы носить ее под панцирем, с разрезанными для удобства и простоты полами, скрепленными позолоченной бронзой; шлем из блестящего полированного золота с выгравированными языками пламени, украшенный алым пером на верхушке. А к этим доспехам еще и перевязь, и ножны, также алые с золотом, и меч драгоценной асанианской стали с лезвием, достаточно острым, чтобы пускать кровь из воздуха. И еще алый плащ с золотой пряжкой, круглый щит-солнце, копье и седло из алой кожи с золотой инкрустацией.