Дарья Афанасьева - Дом дураков

Я уже говорил, что падок на лесть? Да, это так. Но не совсем же дурак. А отпускать горло противника перед самой его капитуляцией - глупость.

- Дело не во мне, а в твоем бессилии. - Вино полилось в бокал красивым рубиновым водопадом, но моя гостья была еще краснее. - Вся твоя сила теперь здесь. - Я коснулся серьги в своем ухе. - И я, признаться рассчитывал на что-то большее. Да и ты, полагаю, тоже. Хотя твои мотивы мне до конца не понятны. Судя по твоему состоянию, с последователями у тебя не очень, и желание обзавестись жрецом естественно, но зачем - брак? Кстати, я даже не знаю твоего имени.

- Лота. - Вечернее платье сменилось простой накидкой, а замысловатая прическа осыпалась на плечи роскошной волной волос. - Мой последний жрец умер три дня назад. Вот уже три столетия я покровительствовала одной местной деревушке. Поначалу все шло хорошо: я не рвалась к могуществу, но сил хватало не только на покровительство мертвым. Иногда я замещала даже Неройду или Ормина. Они не возражали: что им какая-то деревушка, а я действовала только от их имени. Но, видно, я перестаралась. Люди приносили Ормину и Неройде жертвы, а про меня стали забывать. Я пыталась напомнить о себе, но становилось только хуже. А потом проезжий купец привез в деревню статуэтку нового бога Смерти, и меня забыли совсем. Остался только старый жрец, но он к тому времени уже выжил из ума. Пока он был жив, я не могла покинуть деревню, и обратиться к ее жителям тоже не могла, ведь они не звали меня и не помнили даже моего имени.

- Я не знал, что здесь где-то есть деревня. Ближайшая, по-моему, Черепушка, но там я видел обереги Сайао.

- Да, ее изгнал из Теморана новый бог, и она перебралась сюда. Здесь теплый климат, а старуха страдает ревматизмом. - Лота улыбнулась каким-то своим мыслям и отпила из бокала. - Она добрая, уступила мне право являться к зовущим Смерть на целый день. Что же до моей деревни, то ее давно уже нет. Новый бог собрал обильную жатву. Осталась лишь околица, да хижина моего жреца. Несчастный много лет жил совсем один. - По ее щеке скатилась слеза. - Скажи, ты мог бы похоронить его? Мне, правда, нечем тебе заплатить, но...

Странные существа - боги. Как я чертил узоры углем, так они плели их человеческими судьбами, творя высшую, недоступную человеческому пониманию, магию. Такие как Лота плели один узор несколько недель, а то и месяцев. По-настоящему сильные боги тратили на это годы, десятилетия, столетия. И не смертным было искать причину их действий. Но иногда сами боги вдруг вспоминали о прошлой своей жизни и ударялись во все тяжкие. Такое происходило, обычно, с молодыми богами вроде Лоты, или даже чуть постарше. Триста лет, по меркам богов, совсем немного, чувства еще бурлили в ее душе, она не могла отрешенно наблюдать за гибелью последнего верившего в нее человека. Как бы она не пыжилась, передо мной была не властная всесильная богиня, а слабая, всеми брошенная женщина. И в этом была ее сила.

Посопротивляйся она еще минут пять, и я скрутил бы ее в бараний рог, но она устало вздохнула, отставила бокал в сторону, закрыла лицо руками и тихо всхлипнула. Я, хотя бы и в теории, знаю, что делать с разъяренным драконом, но вид плачущей женщины повергает меня в ступор. Нет, если она начинает рыдать в голос и рвать на себе волосы, дело решается одной хорошей оплеухой, но такие вот тихие слезы... Когда я слышу сказания о бесстрашных женщинах-воительницах, я живо представляю себе картину: навстречу войску мужчин выходит орава таких вот красавиц, они все разом садятся на землю и начинают горестно вздыхать и всхлипывать. Все. Армия деморализована.

Я опустился перед ней на одно колено и с раздражением осознал, что все это время так и стоял возле нее, будто последний юнец. Все же не стоило забывать, что она не смертная женщина. Лота могла вить из меня веревки и без всякой магии. Пора было напомнить, что в здешних краях случаются очаги жесткого патриархата.

- Не волнуйся, мы похороним его, как полагается, - я обнял ее за плечи и притянул к себе, вспоминая, где же у меня хранилась кушетка, - но задаток не помешает.

Голова Лоты лежала у меня на плече, она держала меня за руку, но я вовсе не был уверен, что ее так уж устраивало положение моей жены. То есть, заключая со мной брак, она, вероятно, полагала, что после первого ритуального акта все перейдет в возвышенно-духовную связь, не более. К почитанию быстро привыкаешь, я знаю это по себе, и моя фамильярность наверняка вызывала у нее отвращение.

- Неужели ты всерьез полагала, что, будучи твоим мужем, я не уничтожу тебя, едва узнав о твоей слабости?

- Ты не посмеешь меня убить, ведь вместе со мной умрешь и ты. - Ее пальцы мелко дрожали, но я не мог с уверенностью сказать, расшатались ли у нее нервы, или это была виртуозная игра.

- Убить? Зачем? - Я поудобнее устроился на кушетке и изобразил на лице мину, какая бывает у моряка, планирующего хорошенько развлечься в порту. - Я могу оставить тебя здесь. Или не здесь, а в каком-нибудь более живописном месте.

Вместо книжных полок появились каменные стены, увешанные пыточными инструментами, а по низко нависшему потолку пробежала стайка жирных тараканов. Лота судорожно дернулась: инстинкт заставлял ее прижиматься к единственному находящемуся рядом мужчине, а разум - отскочить от меня как можно дальше. Я вернул нас в библиотеку.

- А что до посмертия... Перерождение, оно еще будет ли, а пока я жив, ты в полной моей власти. - Я встал и прошелся по комнате. - Но дело даже не в этом. Я не просто так просил у тебя мести. В моих жилах течет не только человеческая кровь, и я планировал прожить долго, но за мной идет человек, который хочет моей смерти. Все решится в ближайшие дни, а сил, которые ты мне дала, катастрофически мало.

- Ты заберешь все? - Голос ее звучал глухо.

- Нет. Даже если я выкачаю тебя досуха, этого все равно не хватит. Я предлагаю тебе сделку. Нет, не сделку. Договор. Договор, скрепленный не кровью или словом, а расчетом. Нарушитель получит малый выигрыш, но соблюдение этого договора принесет нам взаимную пользу.

Чай давно уже остыл, бутерброды начали потихоньку зеленеть, но мы обсуждали пункты договора с таким же азартом, как и в самом начале. Лота записывала наши мысли на листах бумаги - у нее почерк был ровнее.

- "...в подобном случае". - Записала она последнюю фразу и с наслаждением разогнула спину. - Мда... - она оглядела кипу листов, высившуюся на краю стола, - прямо конституция.

- Что? - Спросил я, сомнением рассматривая заплесневевший бутерброд.

- Свод законов. Мне Сайао рассказывала про такие.

- Мне казалось, что конституция - это телосложение. Мне это слово всегда не нравилось, потому что по звучанию сильно похоже на "консистенцию". Сразу представляется человек-пудинг.