Лайон де Камп - Сталь и Змея (=Конан-Варвар)

— Они не умеют говорить, — догадался Конан, приготавливаясь защищать себя и девушку, идущую следом.

Слова киммерийца послужили сигналом. Тут же прозвенела тетива и детеныш замер, пронзенный стрелой. Он взвизгнул, пошатнулся и упал в пропасть. Саботай вздохнул:

— Он был еще ребенком.

— Да, но он должен был вырасти, — ответила Валерия. — Пошли вперед.

Они поспешили пройти через неохраняемый портал, откуда изливалось зеленоватое свечение, и очутились в узком коридоре, в каких обычно слуги ждут приказаний своих хозяев. Здесь не было никого, кто мог бы помешать им; и все-таки они двигались очень осторожно, прижимаясь к стене и стараясь держаться в тени.

— Это, наверное, проход для охранников Тулса Дуума, — прошептал Конан, — и тех, кто обслуживает легковерных глупцов.

Саботай кивнул.

— А поскольку все они слуги Змеи, Дуум решил, что нет надобности оставлять здесь часовых.

— Все равно, надо быть осторожными, — сказала Валерия: — Мы не знаем, что ждет нас впереди.

Очень тихо они прошли вдоль коридора и поднялись по вырубленной в скале лестнице. Здесь было чему удивиться. Они оказались на пороге зала, задрапированного прозрачной материей. Весь этот павильон был наполнен зеленым светом. Наполовину скрытые легчайшими занавесями, как вечерним туманом, незваные гости в изумлении оглядывали внутренний сад с диковинными деревьями и клумбами цветов самых нежных оттенков. Пол из полированного темно-голубого мрамора светился, как поверхность спокойного озера, а из серебряных сосудов тонкими вьющимися струйками дыма кверху поднимался фимиам. Перекрывая шум барабанов, звучала песня флейты, подобная песне соловья, зачаровывая все вокруг.

В эфирном сиянии этого сказочного мира осторожно крались три человека, скользя от куста к кусту, как невесомые тени. За драпировкой павильона они увидели несколько десятков юношей и девушек, нагих или одетых в воздушный газ. Некоторые спали, другие вяло занимались любовью; были и такие, кто сидел, замерев в экстазе, опираясь спинами о стройные колонны из малахита, на которых висели занавеси, огораживающие этот райский уголок.

Молодые люди здесь двигались так медленно, если двигались вообще, что Конан, взглянув на своих товарищей, одними губами произнес:

— Они одурманены!

Вскоре острые глаза Саботая заметили сначала одного стражника, затем другого. Их человекообразные волосатые туши по-свински растянулись между теми, кого они охраняли. Стражники спали. Даже леопарды, цепями прикованные к колоннам, находились под действием паров наркотика, которые заполняли зал. Они лежали с закрытыми глазами, в полузабытьи положив головы между лапами.

Вдруг Валерия коснулась руки Конана и глазами указала ему в сторону. Конан узнал своего старого врага. Тулса Дуум сидел в алькове в состоянии полного транса, его руки и ноги были скрещены, голова опущена. Он вдыхал струйки дурманящего пара, поднимающегося из чаши на жаровне.

Перед ним на коленях стояла принцесса Шадизара Ясимина. Ее прозрачные одежды спали с плеч, открыв изящные выпуклости высокой груди. Две служанки пели странную песнь на непонятном языке, а принцесса, потонув в сладострастном забвении, медленно раскачивалась и водила руками вверх и вниз по крутым бедрам. Ее голова была откинута назад, глаза полузакрыты, иногда она проводила по губам кончиком языка.

Дуум вяло поднял голову и, любуясь, остановил глаза на прекрасной девушке.

— Принцесса? — прошептала Валерия.

Конан кивнул. Его голубые глаза пылали злобой и отвращением.

— Так это и есть Рай Сета! — заметил Саботай. — Этот пророк мог бы обратить меня в свою веру, если бы его женщины были столь же пылки, как и желанны.

Валерия холодно взглянула на него. Затем, обратившись к Конану, она выдохнула:

— Что теперь?

Но Конан не ответил.

— Если мы немного подождем, — вставил Саботай, — они все заснут. И тогда… А ты что скажешь, киммериец?

Две пары глаз смотрели в лицо Конану в ожидании ответа, но его внимание было приковано к стене алькова, где Дуум и Ясимина забылись в наркотическом сне. От изумления Валерия разинула рот. Она никогда прежде не видела у Конана такого выражения лица: ненависть и животная свирепость овладели им, и вместе с тем здесь была глубокая сердечная боль, слишком глубокая для того, чтобы заплакать.

Валерия и Саботай, проследив за взглядом Конана, остановили свои недоуменные взгляды на нефритово-зеленой стене за спиной Дуума. Там, на двух серебряных колышках, висел тяжелый меч. Гарда его была выкована в виде оленьих рогов, а рукоятке придана форма лосиного копыта. Длинный клинок был превосходно сработан, и его полированная поверхность блестела в мутном зеленоватом свете, как зеркало.

Этот меч — настоящий шедевр из стали древних атлантов — был выкован отцом Конана.

14

Похищение

Молодой киммериец, забыв об осторожности, выступил вперед. Все его помыслы были теперь сосредоточены на одном желании — вернуть отцовский меч. Валерия и Саботай, презрев опасность, открыто последовали за Конаном. Когда три фигуры с оружием наготове отрезали себе все пути к отступлению из алькова, Тулса Дуум неожиданно вышел из оцепенения. Его глаза сузились, когда он увидел три решительных лица и три обнаженных клинка всего в нескольких метрах от себя. Злоба, куда более страшная, чем та, что когда-либо приходилось видеть двум гладиаторам, исказила его лицо. Эта дикая, безумная ненависть во взгляде Дуума на мгновение сковала их.

Валерия, вонзив ногти в руку Конана, держащую меч, прошептала:

— Смотри!

Саботай вобрал в себя воздух и выругался по-гиркански. Один из леопардов, привязанных цепью к колонне, открыл свои золотистые кошачьи глаза и, навострив уши, молча наблюдал. Конан застыл в оцепенении.

А тем временем с грациозным телом Дуума происходили какие-то странные метаморфозы. По его шее пробежала судорога, и шея удлинилась. Нижняя часть лица выдвинулась вперед, а челюсти растянулись. Орлиный нос сжался и совсем исчез, а лоб сплющился назад. На его аскетическом лице появились узкие черные линии, похожие на дорожки, которые остаются весной на льду реки. Эти линии перекрещивались, образовывали толстые сходящиеся полосы. Губы Дуума сделались тонкими и исчезли вовсе, а сонные глаза округлились, зрачки превратились в щелки в красном обрамлении, веки пропали совсем. Темно-красный раздвоенный язык высунулся из теперь уже змеиной пасти Дуума и, тронув воздух, скрылся.

— Кром! — пробормотал Конан.