Морис Делез - Слуги паука 1. Ночь Паука

Он готов был закричать от ужаса и боли, но смог лишь судорожно вздохнуть. Пыль мгновенно заполнила пустой череп и ушла вглубь ссохшегося тела мумии, в легкие. Ему непреодолимо захотелось чихнуть, чтобы избавиться от пыли, но откуда-то он знал, что делать этого нельзя. Воздуха не хватало, и когда он почувствовал, что уже не сможет сдержать крика боли и безысходности, тело его взорвалось, исторгнув из своих недр смрадное облако пыли.

Как только Конан увидел, что творится с лицом стигийца, он отскочил к двери. Ремесло вора приучило его первым делом заботиться о пути к отступлению, не считая бегство безоговорочным признаком трусости. Часто оно оказывалось единственным способом сохранить жизнь, хотя бы для того, чтобы иметь впоследствии возможность доказать обратное, и его опыт воина не раз подтверждал правоту этого правила.

Он вновь посмотрел на стигийца. Тот замер, словно одеревенев, с протянутой вперед рукой и свешивающимся с нее зеркальцем. В следующий миг отрывистый полурык-полулай, в котором слышалась смесь чудовищного кашля и неудержимого чиха, сотряс его тело. От неожиданности Конан чуть не расхохотался, но тут увидел, как из одежды незнакомца посыпалась на пол необъяснимо отвратительная, тончайшая серая пыль тысячелетия назад истлевшей плоти, источающая густую трупную вонь.

Пыль мгновенно забилась в рот и в нос, заставив его закашляться и поспешно прикрыть лицо куском материи, но когда он поднял глаза, то увидел, что стигийца уже нет, а перед ним стоит, покачиваясь, скелет, а прикрывавшая прежде его тело хламида валяется в куче пыли на полу. Поймав на себе взгляд Конана, скелет злобно осклабился и, быстро шагнув к нему, протянул руки, словно желая обнять киммерийца, и тот услышал странный голос, идущий ниоткуда:

— Ты освободил меня от плена плоти, варвар. Теперь я вновь свободен и готов забрать тебя с собой.

Неестественно быстро он оказался рядом с Конаном, но киммериец отскочил в сторону, и его могучий кулак ударил скелет точно в висок. Позвоночник хрустнул, не выдержав удара, и череп, сорвавшись со своего насеста, кувыркаясь пролетел через пустой зал и упал в пламя очага. Чудовищный рев, застывший на одной нескончаемо хрипящей ноте, ударил варвара по ушам, заставив болезненно сморщиться.

— Вытащи! Вытащи меня! — надрывался череп. — Вытащи, иначе умрешь!

Конан стоял не шевелясь, ожидая, что произойдет дальше, когда ему почудилось шевеление за спиной. Он стремительно отпрыгнул, и вовремя — безголовое сборище костей, полуприсев и раздвинув руки, слепо крутилось по комнате, стремясь достать человека.

— Оставь его! — взвыл череп. Пламя уже занялось на нем, предвещая скорый конец. — Он никуда не денется! Вы тащи меня!

Скелет тут же развернулся и пошел на зов. Теперь он шел гораздо быстрее, ориентируясь по жару, идущему от огня.

Вот как! Никуда не денется. Кром! Да он сам развалит этот поганый костяк!

Конан оглянулся — двери и окна были наглухо заперты, а он прекрасно помнил, что, когда пришел сюда, они были распахнуты настежь. Впрочем — какая разница? То, что закрыто, всегда можно открыть. Он схватил массивный стол, за которым совсем недавно они мирно беседовали с незнакомцем, голова которого горела сейчас в огне, а все остальное было занято ее поисками, и швырнул его в окно. Давно прогнивший ставень разлетелся в мелкие щепы. Конан увидел невыносимо яркий свет солнца, льющийся за окном, и понял, почему оказался закрыт ставень в этом месте, где все происходившее услужливо пыталось помочь ему без проблем сойти в царство Нергала.

— Скорее! — хрипло забасила голова, словно случилось нечто ужасное.

Обернувшись, Конан увидел, что так оно и есть, только не знал, кому из них грозит большая беда. Скелет уже разогнулся, держа в руках пылающий шар черепа. Через миг он потушит ее, и тогда неизвестно, чего ждать. Впрочем, ждать он и не собирался.

— Клянусь кишками Нергала — ты первым попадешь на Серые Равнины!

Конан схватил со стены моток веревки с привязанным на конце крюком и, пару раз энергично крутнув его над головой, бросил в своего противника. Крюк мгновенно обмотался вокруг позвоночника, и Конан резко рванул на себя. Движение оказалось слишком резким — прогнившая веревка лопнула, но он вложил столько силы, что это уже не имело значения: скелет сложился пополам и, словно выпущенный из катапульты снаряд, полетел наружу, все еще держа костлявыми пальцами исходящий неистовым воплем, объятый огнем шар черепа.

Киммериец пригнулся, когда груда костей с ревом пронеслась у него над головой, но тут же вскочил, мгновенно развернувшись к окну. Скелет бился в конвульсиях посреди пыльной, залитой солнцем улицы. В следующий миг груда костей занялась пламенем, и Конан понял, что это конец.

Глава восьмая

Киммериец открыл глаза и поудобнее уселся на диване, только что служившем ему ложем, удовлетворенно осматриваясь, словно вернулся не в постылую темницу, за стенами которой притаилась беда, а в родной дом, к любящим друзьям. Впрочем, последнее было не так уж и далеко от истины. Зита с Мелией настороженно, с надеждой смотрели на него.

— Ну? Что скажешь?

— С огнем шутки плохи! — только и ответил Конан, ухмыльнувшись каким-то своим мыслям.

О чем это он?

Девушки недоуменно переглянулись.

— Устал я. — Конан устроился поудобнее и прикрыл глаза.

Только тут до них дошло, откуда он вернулся и чем занимался на самом деле, пока тело его спокойно лежало в одной с ними комнате, погруженное в сон. Очарованный Сон, для них с сестрой продлившийся совсем недолго, но сколько времени — а главное сил! — потратил Конан, чтобы пройти свой путь, они могли только догадываться. Кляня себя за непростительную глупость, девушки бросились за вином и едой.

Киммериец ел, словно дня три не видел съестного, с иронией вспоминая аппетитную увесистую баранью ногу, съеденную в пещере. Все-таки это было несправедливо — убить-то его грозили по-настоящему, а кормежка оказалась фальшивой! Зита с Мелией терпеливо ждали, не понимая менявшей его лицо мимики, но лишь когда он насытился и с кубком вина в руке откинулся на спинку дивана, Зита решилась, наконец, вновь задать свой вопрос:

— Ну, что скажешь?

Она так напряженно ждала ответа, нетерпение столь явно отражалось на ее лице, что Конан не смог удержаться и, усмехнувшись, повторил:

— С огнем шутки плохи.

— Ты!.. — Девушка задохнулась от гнева, и щеки ее вспыхнули румянцем.

Конан беззвучно рассмеялся, обнажив белые крепкие зубы, и вдруг посерьезнев развел руками.

— Мне нечего сказать. Я ничего не узнал.