Терри Пратчетт - Вор Времени

— Что вы собирались сказать? — спросил Лобзанг, торопливо вставая на ноги.

— Просто ворчание старика, — сказал Лю-Цзы. — Сознание начинает блуждать, когда размениваешь седьмую сотню. Пошли.

— Дворник?

— Да, парень?

— Зачем мы взяли вертушки?

— Все в свое время, парень. Я надеюсь.

— Мы несем время? Если оно остановиться, мы сможем идти? Как… водолазы?

— Высшая отметка.

— И…?

— Еще вопрос?

— Время — это «она»? Никто из учителей не упоминал об этом, и я не припомню ничего такого в свитках.

— Не забивай себе голову. Мгновен написал… ну, это называется Секретный Свиток. Его держат в запертой комнате. Только аббат и самые главные монахи держали его в руках.

Лобзанг не мог упустить такую возможность.

— Так как вы…? — начал он.

— Ну, не думаешь же ты, что такие люди подметали там полы, правильно? — сказал Лю-Цзы. — Ужасно пыльно там было.

— Что в нем?

— Я не успел много прочитать. Мне показалось, это неправильно, — сказал Лю-Цзы.

— Вы? Так что в нем было?

— Это любовная поэма. И неплохая…

Фигура Лю-Цзы расплылась, когда он начал нарезать время. А затем он и вовсе растворился и исчез. Через снег пролегла цепочка следов. Лобзанг завернул время вокруг себя и пошел следом. И из ниоткуда пришло воспоминание: Мгновен был прав.

Перед вами множество помещений вроде складских. Они всегда найдутся в очень старом городе, как бы ни была дорога земля. Просто иногда пространство теряется.

Строится мастерская, а возле нее другая. Заводы, склады, сараи и временные пристройки карабкаются друг на друга, встречаются и сливаются. Пространство между соседними стенами закрывают толью. Участки земли разной формы и размера колонизируются с помощью куска стены с дверью. Старые дверные проемы маскируются горами хлама или новенькими подставками для инструментов. Старики, которые знают, что и где расположено, идут дальше и погибают, как мухи, попавшие в густую паутину на грязном окне. Молодые же, в мире хаоса среди жужжащих станков, малярных мастерских и нагромождения верстаков, не имеют на это времени.

И еще были сарайчики вроде этого: маленький склад с застекленным слуховым окошком, все четыре владельца которого думали, что им владеет кто-то из трех других, если вообще о нем вспоминали. На самом деле каждому из них принадлежало по одной стене, и, конечно, никто не мог вспомнить, кто крыл крышу. За всеми его четырьмя стенами люди и гномы гнули железо, пилили доски, делали веревки и ввинчивали шурупы. Но здесь была населенная крысами тишина.

Воздух колыхнулся первый раз за многие годы. По полу прокатился грязный мяч. Маленькие пылинки вспыхнули и закрутились в лучах света, пробившего себе путь сквозь кровлю. Нечто, никем не видимое и не ощутимое, начало двигаться. Оно появилось из бутерброда рабочего, канализационной трубы и перьев голубя. Атом оттуда, молекула отсюда незамеченными потекли к центру коморки.

Оно сжалось в спираль. И, наконец, пройдя через несколько странных, древних и ужасных стадий, превратилось в Леди ЛеГион.

Она пошатнулась, но устояла.

Объявились и остальные Ревизоры, но в своей обычной манере «нас никогда здесь не было». Мертвенный серый цвет просто обрел форму. Они появились как корабли из тумана. Вы глядите в туман, и вдруг оказывается, что часть тумана и есть корпус судна, который все это время был здесь, и теперь уже ничего не остается, кроме как бежать к спасательным шлюпкам…

Леди ЛеГион сказала:

— Я не могу продолжать делать это. Это слишком болезненно.

Один сказал, А, ты можешь рассказать нам, что такое боль. Нас всегда интересовал этот вопрос.

— Нет. Нет. Не думаю. Это телесное… Это неприятно. Отныне я буду сохранять эту форму.

Один сказал, Это может быть опасно.

Леди ЛеГион пожала плечами.

— Мы думали так раньше. Это всего лишь внешняя сторона, — сказала она. — Имея форму людей, заметно легче иметь с ними дело.

Один сказал, Ты пожалаплечами. И ты говоришьсвоим ртом. Дырой для воздуха и пищи.

— Да. Поразительно, не правда ли? — Тело Леди ЛеГион нашло ящик, перевернуло и село сверху.

Она уже почти не задумывалась о движениях мускулов.

Один сказал, Ты ведь не ешь, не так ли?

— Пока что нет.

Один сказал, Пока? Это означает мерзкую проблему всех… отверстий.

Один сказал, И как ты научилась пожимать плечами?

— Это пришло с телом, — сказал ее светлость. — Мы не осознаем это. Большая часть действий, которое оно совершает, получаются автоматически. Прямостояние вообще не требует усилий. Все это дается легче с каждым днем.

Тело слегка переменило позу и скрестило ноги. «Удивительно, — подумала она. — Оно сделало это, чтобы устроиться поудобней. Мне совсем не приходится об этом задумываться. Мы даже не догадывались».

Один сказал, Будут вопросы.

А ревизоры ненавидели вопросы. Они ненавидели их почти так же, как ненавидели принятие решений, а принятие решений они ненавидели почти так же, как они ненавидели понятие индивидуальности. Но что они ненавидели больше всего, так это вещи, которые беспорядочно движутся в пространстве.

— Поверьте мне, все будет отлично, — сказала Леди ЛеГион. — В конце концов, мы не нарушаем никаких правил. Время всего лишь остановиться. И после этого все будет как надо. Живые, но неподвижные. Чисто.

Один сказал, И мы сможем прекратить вести записи.

— Вот именно, — сказала Леди ЛеГион. — И он хочет сделать это. Вот что странно. Он совсем не задумывается о последствиях.

Один сказал, Великолепно.

Последовала одна из тех пауз, когда никто не склонен нарушать молчания. И затем:

Один сказал, Скажи нам… На что это похоже?

— Что похоже?

Один сказал, Быть абсурдом. Быть человеком.

— Странно. Дезорганизовано. Идут сразу несколько мыслительных процессов. Это… то, для чего у нас нет слова. Например, идея поглощения пищи, кажется, теперь обладает некоторой притягательностью. Тело говорит мне это.

Один сказал, Притягательностью? Как гравитация?

— Да-а. Меня тянет к пище.

Один сказал, К большим массам пищи?

— Даже к небольшим.

Один сказал, Но поедание пищи всего лишь функция. Какая притягательность…в выполнении функции? Несомненно, знание того, что она необходима для выживания, явилось определяющим.

— Не могу сказать, — ответила Леди ЛеГион.