Марина Дяченко - Авантюрист

— Значит, так, господин маг. Завтра… сегодня на рассвете я навещу тебя в твоём логове, и ты проделаешь со мной то же самое, что проделал с Кливи. Я отдам тебе книжку вместе с мешком. И знать тебя не желаю, мы незнакомы, ясно?!

«Погоди, Ретано. Не горячись… Я сниму с тебя приговор, будь уверен. Не приходи на рассвете — на рассвете я сплю. А утром, будь добр… у тебя есть какая-нибудь золотая вещь? Такая, чтобы и Алана знала её тоже?»

Я молчал, сбитый с толку.

«Скажи Алане, что эта вещь… что золото ржавеет».

— Что?!

«Скажи ей, своей жене, что зо-ло-то ржа-ве-ет. И всё. Придёшь ко мне».

Его рука соскользнула с моего запястья. В замшевом мешочке сделалось пусто — только мои пальцы нервно скребли по внутреннему шву.

Остаток ночи я провёл за книгой декана Луаяна. Не знаю, сколько потребовалось труда, чтобы написать такой толстый том, но даже читать его было очень утомительно. Поначалу мне приходилось попросту себя заставлять.

Ту часть, где повествовалось о событиях тысячелетней давности, я пропустил. «Это было давно и неправда».

Первым знакомым именем, выловленном мною в оглавлении, было имя Ларта Легиара; я воспрянул духом, потому что если столь уважительно отзываются о слуге — каковы же должны быть почести господину?

Но о Маге из Магов Дамире в оглавлении не было ни слова. Что и требовалось доказать; я раздражённо отодвинул загаженную Чонотаксом книгу. Будем надеяться, по крайней мере, что в творении моего нового родича Луаяна нет вранья. Что оно всего лишь неполно.

Стояла глухая ночь, в каминной трубе завывал ветер, ни о каком сне не могло быть и речи; уныло пройдясь по комнате, я снова уселся и пододвинул книжку к себе.

«…Как видим, Легиар был одним из выдающихся магов своего времени и крупной фигурой в истории магии вообще… Основным его деянием принято считать победу над Чёрным Мором, который и в наши дни напоминает о себе — хотя бы страшными сказками… Уже одного этого хватило бы, чтобы Легиар навсегда остался в нашей памяти, но другое его деяние, на мой взгляд, куда более весомое, традиционно хранилось в тайне… Уважая авторитет таких исследователей, как…»

Я облизнул губы и пропустил длинную ссылку.

«…не могу всё же не отметить, что их сведения в этом вопросе отрывочны и неполны… Обращаясь к…»

Я пропустил длинный перечень названий и источников, звучавший диковатой тарабарской музыкой.

«…на сведениях, подчерпнутых в беседе с…»

Я зевнул.

«…рискну всё-таки предположить, что главным деянием Ларта Легиара была схватка в Преддверии мира с Тем, кто явился извне… Мы знаем об этом недопустимо мало. Такова была воля Легиара — не разглашать… Возможно, у него были веские на то причины. Уважая желание моего старшего собрата, приведу здесь всего несколько бесспорных, по моему мнению, фактов: во времена, когда Легиар находился в пике своей мощи, у двери встал Тот, кто пришёл Извне (его ещё именуют Третьей силой)… Привратником ему должен был послужить Руал Ильмарранен по кличке Марран, маг, лишённый могущества… Но Ильмарранен отрёкся от миссии и потому должен был погибнуть по воле Того — однако вмешательство Легиара переменило ход событий… Мы знаем, что Легиара и Ильмарранена всю жизнь связывали сложные, болезненные отношения. Мы знаем, что эта последняя схватка подорвала силы Легиара; мы знаем, что Того, кто приходит извне, невозможно одолеть ни силой, ни волей, его можно либо впустить, либо не впустить… Таким образом, известный нам мир был сохранён исключительно благодаря Ильмарранену, а Легиар всего лишь отбил его у оскорблённой Третьей силы… Часто спрашивают — но ведь Тот, что пришёл Извне, там и остался? С кем же тогда сражался Легиар? Кто знает; отвечу лишь, что, когда зима остаётся за дверью, малый сквозняк всё равно входит к нам — через щель…»

Я поёжился. Как раз в этот момент зима за дверью ощутимо о себе напомнила: из щелей дунуло так, что заколебались огоньки свечей.

«Итак, Легиар остановил Мор и спас тем самым тысячи людей… в том числе, возможно, и автора этих строк. А потом Легиар сразился с Тем, что Извне, укоротил себе тем самым жизнь — и спас одного человека, Руала Ильмарранена, своего на тот момент врага, и потом хранил свой подвиг в тайне… Кто возьмётся судить о его поступках? Я не берусь…»

Я пролистнул — сперва пару страниц вперёд, потом обратно. Здесь имелось подробное жизнеописание Легиара — когда, откуда, с кем, почему…

И только о службе у Мага из Магов не было сказано ни слова.

Я переборол приступ раздражения. Тупо поиграл страницами; потом вспомнил нудные годы учения и поступил как когда-то в детстве: зажмурил глаза, раскрыл книгу наугад и ткнул пальцем посреди страницы.

«…следовательно, последний подвиг великого безумца Лаш не состоялся; тот, что ожидал у Двери, так и не смог войти… Впрочем, „подвиг“ Старца вернее всего оказался бы неслыханным преступлением, потому что никто не знает, зачем чуждая этому миру сила желала овладеть им… Кое-какие не вполне ясные намёки содержались в „Завещании Первого Прорицателя“, самой ценной из известных в мире книг… К сожалению, к настоящему моменту ни одна копия — а их было не так много — не сохранилась. Мы лишились неоценимого источника знаний… и теперь можем полагаться только на слова людей, когда-либо читавших „Завещание“… Так, со слов Орвина-Прорицателя, а также Ларта Легиара, а также Орлана-Отшельника известно одно ключевое звено… Одна непоколебимая закономерность — появление Того, кто стоял за дверью… именуемого также Третьей силой… вызывает ответ со стороны Амулета Прорицателя. Золотой Амулет… ржавеет».

Нет, умные книги пишутся не для меня.

Я поднял голову; вероятно, близилось утро. То есть рассвет наступит ещё не скоро, но уже проснулись петухи, уже проснулись собаки, уже возится внизу парнишка, племянник Итера, которого тот использует в качестве служки…

В голове у меня шумело от громких имён и великих событий. Которые ушли в небытие. Которых уже почти никто не помнит — кроме чудаков вроде Черно Да Скоро…

Зато память о моём предке Дамире жива. И если у нас с Аланой будут дети — тут я невольно вздохнул, — я передам эту память и им тоже…

Я без сожаления спрятал старую книгу в мешочек из чёрной замши.

Если она так уж нужна господину Чонотаксу — да пожалуйста, сколько угодно…

Мне она ни к чему.

Алана явилась к завтраку хмурая и бледная. Желая загладить вчерашнюю оплошность, я завёл длинный разговор о прелестях зимы, об охоте, которую мы непременно устроим, о снежных увеселениях и катании на санях; Алана слушала с видом человека, жующего кислый томат. Зимние увеселения её не вдохновляли: решила страдать — будет страдать до последнего.