Марина Дяченко - Авантюрист

Мне было скверно.

Глава 8

Отступать было некуда. Плата за моё помилование лежала в замшевом мешочке, а мешочек в сундуке, за семью замками; вернувшись из посёлка, где наслаждался безнаказанностью тогда ещё не пойманный Кливи, я был готов к тому, чтобы хватать книгу и немедленно бежать в дом на горе. Пусть господин маг явит своё могущество — теперь уже применительно к потомку Рекотарсов.

Но дни зимой короткие; смеркалось. Я вспомнил тёмное и холодное, без единого огонька, обиталище Черно Да Скоро и, стиснув зубы, отложил визит на завтра.

Тем более что книгу «О магах», написанную дедом моей жены, столь ценимую Чонотаксом книгу я так ни разу и не открывал.

Мы поужинали вдвоём с Аланой — в огромном зале, под вой ветра в камине, под сопение Итера (слуга Соллей Клов вот уже несколько дней как отбыл назад, сообщить хозяевам о нашем благополучном прибытии на место). Ужин прошёл в молчании — тем более что Алана сидела на другом конце фамильного стола и докричаться до неё можно было разве что в рупор.

Она сидела, странно похожая на фамильный портрет моей прабабки, неожиданно взрослая в этот вечер, даже, пожалуй, красивая; она сидела, отрешённая и бледная, девочка, которую я принёс в жертву собственным интересам, маленькая живая фишка…

И тогда, глядя на серьёзное лицо своей юной супруги, я поклялся себе, начиная с завтрашнего дня, делать всё ради её удовольствия.

И начиная с сегодняшней ночи.

Я её муж. Я сильный мужчина, а не какой-нибудь худосочный маг, передо мной сидит моя законная жена, и хватит нездорового воздержания — я хочу любить её нежно и страстно…

Алана заметила, как изменился мой взгляд, и на её бледных щеках проступила краска.

После ужина я галантно предложил ей руку. Путь в спальню был долог — через две галереи, по бесконечной винтовой лестнице, сперва Итер шёл впереди, но потом я отпустил его и взял подсвечник сам.

Рука Аланы, опиравшаяся на мой локоть, дрожала.

И всё-таки… Пёс раздери, скажет ли мне кто-нибудь, что там происходило в нашей спальне в первую брачную ночь?!

— Алана, — спросил я, желая успокоить её и развлечь, — а ты читала эту книгу?

Я не уточнял какую. Она и без того поняла, и рука её сильнее сдавила мой локоть.

— Я не люблю. Эти маги… могучие, всемогущие… — В голосе её скользнуло презрение. — Такие, разэдакие… Тогда почему на страже — один Луар?!

Мы подошли уже к приоткрытым дверям спальни. Внутри мерцал огонь — служанка, нанятая специально для Аланы, по такому случаю расстаралась.

— Твой покойный брат? — спросил я механически.

Нет, я по праву горжусь своим умом и тактом. Но и на старуху бывает ой какая проруха — голова моя и все прочее заняты были другим. Настолько другим, что и оплошность свою я осознал тогда только, когда рука Аланы, сделавшись холодной, как уж, соскользнула с моего локтя.

У неё были огромные круглые глаза. В глазах отражались свечи.

— Он… не покойный. Он…

— Прости, пожалуйста, — сказал я быстро. — Я оговорился. Я не то хотел сказать…

Её лицо как-то сразу сделалось мокрым. Как будто слёзы брызнули сразу отовсюду, фонтаном:

— Ты… Вы…

Она отшатнулась и захлопнула за собой дверь спальни.

— Алана!! Ну прости меня, дурака, поверь, у меня и в мыслях не было, что Луар… Прости, это случайно вышло, ну хочешь, укуси меня за язык?!

Молчание.

Я прекрасно помнил, как это у неё бывает. Когда она захлопывается, будто орех в скорлупе, и хоть ты на ушах пляши — ответом будет только болезненная подростковая спесь…

Мне очень хотелось залепить свечкой о стену, но мы, Рекотарсы, по праву гордимся силой духа, хладнокровием и выдержкой.

Я последовательно отпер семь замков и вытащил из сундука замшевый футляр с тяжёлым томиком внутри. Всё равно, кроме книги, у меня не оставалось собеседников на этот длинный вечер.

И ночь, если я не смогу заснуть.

Мне было жаль Алану. Её детская вера в то, что брат жив, заслуживала по крайней мере уважения… Хотя, с другой стороны, до старости жить иллюзиями — нелепо.

После минутной внутренней борьбы я одолел страх перед замшевым мешочком. Но лезть в него рукой всё равно не стал — взял за уголки и аккуратно вытряс книгу на отцовский письменный стол. Жизнеописание магов грузно шлёпнулось на столешницу, и даже при свете свечей видна была туча пыли, поднявшейся от этого шлепка.

Посверкивал золотом тиснёный переплёт. И — я склонился ниже — чёрным кругом выделялось пятно на титульном листе, так, будто кто-то ставил здесь грязный стакан.

Я протёр глаза.

Когда эту книгу торжественно вручали мне в качестве Аланиного приданого, никакого пятна не было. Я готов был дать ухо на отсечение, что не было…

Проглотив горькую слюну, я раскрыл книгу посередине. Без должного трепета, без замирания сердца — возмущённо, будто кладовщик, обнаруживший порчу ценной вещи.

Так и есть.

Пятна на страницах. Загнутые уголки. Неужели Солли намеренно передали мне загаженный экземпляр?! Неужели они позволяли кому-то так обходиться с семейной святыней?!

Замшевый мешочек лежал передо мной на столе, будто пустая шкурка. Нет, Солли не хотели оскорбить меня, Солли упали бы в обморок при виде того, что сделали с реликвией, она же источник знаний. И я даже догадывался, КТО это сделал.

А кто хватал меня за руку, которую я неосторожно сунул в вышитый бисером мешочек?! Если рука моя была в доступности для Черно, то книга тем более, значит, пока мы путешествовали… Пока я свято верил, что выкуп мой хранится тут же, под боком, Черно успел насладиться своей драгоценной книжкой, Черно получил всё, к чему стремился, и значит…

Я сел. Поднялся снова. Упал в кресло, подтянул колени к подбородку. Холодно…

Он обвёл меня вокруг пальца. Он играет мной; злость, обуявшая меня, была так сильна, что, засовывая руку в мешочек, я чуть не проткнул его насквозь.

Ждать пришлось недолго. Холодные пальцы взяли меня за запястье — будто намереваясь пощупать пульс.

— Скотина, — сказал я сквозь зубы, — ты зачем испортил хорошую вещь?

«Ах, Ретано. Этот мир состоит из вещей, но не вещи главное в этом мире».

— Ты дождёшься. Ты доиграешься.

«Когда-нибудь ты поблагодаришь меня за то, что я пустил тебя в свою игру».

— Значит, так, господин маг. Завтра… сегодня на рассвете я навещу тебя в твоём логове, и ты проделаешь со мной то же самое, что проделал с Кливи. Я отдам тебе книжку вместе с мешком. И знать тебя не желаю, мы незнакомы, ясно?!

«Погоди, Ретано. Не горячись… Я сниму с тебя приговор, будь уверен. Не приходи на рассвете — на рассвете я сплю. А утром, будь добр… у тебя есть какая-нибудь золотая вещь? Такая, чтобы и Алана знала её тоже?»