Ярослава Кузнецова - День цветения

Ладален, откинувшись на стуле, с омерзением взирал на оппонента. Герен поднялся.

— Майберт, пойдем отсюда. Я тебя провожу.

— Не трогай меня! Я сам уйду! Не желаю больше видеть этого… этого…

Не договорив, он сорвался с места и прыжками понесся вон из залы, по пути опрокинув растерявшегося слугу.

— Истерик, — заклеймил племянника Ладален.

Пауза.

— Зря ты так, брат, — вздохнула тетя Кресталена, — у мальчика горе. У всех у нас горе. Нам надо беречь друг друга, а ты…

— Баба глупая мне еще будет указывать!

— Господин Треверр, — ледяным голосом процедил Герен Ульганар, — не смейте разговаривать с женщиной в таком тоне.

Аманден стукнул кулаком по столу.

— Ладален! Если ты еще… Иди спать.

Ладален выпрямился.

— Иди спать, — приказал отец.

Ладален сверкнул глазами, но послушался. Вылез из-за стола и с совершенно прямой спиной проследовал к дверям.

— Извините, друзья, — отец уронил руки на скатерть, — Не судите строго. Не со зла это, дорогие мои. Это лишь попытка от своей боли чужой болью защитится. На первых порах действует. Но это только на первых порах.

Тот, Кто Вернется

Игровка. Длинный и тощий Крохотуля в паре с язвительной Занозой, единственной женщиной в нашей группе. Читающий — я.

— Хог, — говорит Эдаро.

Игровка бывает разная. Изображение эмоций навскидку — утрирующий вылетает. Или — с задачей вывести партнера из равновесия, разрешены любые способы, кроме избиения. Партнер должен сохранять невозмутимость. И — ситуационки, вроде: ты — городской стражник, а ты — вор, прихваченный на рынке…

Кстати, Крохотуля явно — рыночный торговец. И пытается что-то всучить Занозе. Что-то достаточно крупного размера. А под шумок — легкий, практически незаметный жест. Он ведь в детстве был вором, Крохотуля. До того, как попал в армию. То ли — увлекся, то ли понимает, что задание продать товар все равно не выполнит и решил отыграть похищение денег…

— Ар, — Эдаро хлопает в ладоши.

Ребята разворачиваются лицом к нам, зрителям.

— Слушаем. Крохотуля.

— Значит, я — рыбный торгаш. У меня — лежалый осьминог. И она его почти купила, хоть и из Альдамара и морской живности боится.

— Заноза.

— Какой тут к черту осьминог, Учитель! Он мне плащ предлагал. Траченый молью. Я не взяла. А что я из Альдамара — это точно. Из Этарна. С севера.

— Ледышка.

Ледышка — это я. Когда мы одни, он зовет меня "наследник". А при ребятах — обычным прозвищем, привешенным мне Глашатаем и Занозой после Игровки, где они вдвоем работали меня шестую четверти, но из себя так и не вывели. У нас у всех здесь — прозвища. Имена не нужны. Зачем?

— Итарнагонский шпион-кальсаберит — имеется в виду спина под двуручник, — (Крохотуля смущен), — …угрожая обхаживаемому, ронгтанской шпионке, притворяющейся альдкой — имеется в виду "моряцкая походочка"-(Заноза тихонько чертыхается), — …здоровенной дубиной, похитил секретные бумаги.

У Крохотули делается растерянное лицо. А Эдаро улыбается.

— Большое поощрение, Ледышка. После занятий — в "рабочую".

Я не хочу в "рабочую", Учитель! Ты ведь знаешь, как я к этому отношусь… Знаешь. И все делаешь правильно. У ножа в броске нет эмоций. Ни жалости, ни отвращения. Нож просто делает то, для чего выкован…

Раз-два — нету. Усмехаюсь в ответ на сочувственные взгляды ребят. Они — просто "ножи". От них этого не потребуется. Для этого существуют мастера. А у меня не будет своего мастера. Я сам должен буду получить нужную мне информацию. Сам.

Во имя Твое, Сестрица. Во исполнение Клятвы. Хоть в Клятве не было слов об этом. Не было…

Стуро Иргиаро по прозвищу Мотылек

Странная тут у вас погода, Альса. К ночи потеплело. У нас, в горах, к началу зимы снега столько навалит, что иные деревья на половину короче кажутся, а от иных даже маковки не видать. Бывало, спустишься, не подумав, на чистый белый склон, наст проломишь, и ухнешь, утонешь с головой. Помнишь, как мы на Горячую Тропу угодили, и ты в снегу завязла? Вот и со мной однажды такое приключилось, только я тогда один выкарабкивался — полдня ползком до ближайшей скалы. Ох, и смеялись потом надо мной…

А здесь, едва землю снежком присыпало, тут же и оттепель. Все расползлось, расплылось, кругом вода. Ветер хлещет, как мокрая тряпка. Дождя, вроде, нет, но воздух влажный, хоть пей его.

Это не зима, это недоразумение. Знаешь, мне больше по душе мороз, пусть даже сильный. Он как-то тебя собирает, концентрирует. Хочется двигаться, дерзать, куда-то стремиться. А сейчас мне хочется поскорее под крышу. Не люблю, когда сыро, когда одежда мокрая. Да я не жалуюсь, я просто так… Ворчу, скучаю. Время убиваю.

Я поерзал, удобнее устраиваясь в развилке. Сосновая крона осыпала меня капелью пополам с хвойным мусором. Глубоко под ногами чернела вода, жуткая, неспящая. От нее поднимались испарения — стылые невидимые пальцы. Они забирались за шиворот, дергали за подол, раскачивали ветви — авось эта нахохленная промокшая тварь сорвется с сосны и грянется прямо в озеро?

Это вряд ли. Я хоть и промокший, но цепкий. Вот только за волглой моросью и туманом, в темноте плохо видно твою, Альса, башню. Горит огонек или нет? Кажется, нет. Точно, пока не горит. Что ж, я подожду. Я уже привык ждать.

Я хочу поговорить с тобой о моем соседе снизу. О том, кого ты называешь колдуном. Он сильно отличается от Говорящей с Ветром, и от любого из ее помошников. Те были мягче, легче, и… не знаю, доступней, что ли? Но они — из моего народа, а что я знаю о людях? И что я понимаю в колдунах? Я бы сказал, человек этот не похож на человека. Он умеет молчать. Понимаешь, это не равнодушие и не эмоциональная лень. Подобное мне известно, я не спутаю. Он осознанно молчит. Он аккуратно и плотно закрывает дверь. И я ничего сквозь нее не слышу.

Я хочу сказать, с ним можно сосуществовать. Вполне. Конечно, если он не будет пугать меня, как тогда… Наверное, это колдовство его так на меня подействовало. Разговор с умершими. Я сам чуть было на тот свет не отправился. Теперь-то я знаю, в чем дело и не попадусь. Да и ему, колдуну, про меня известно. Он будет осторожнее. Он, знаешь, неплохо ко мне отнесся. Ты зря его опасалась. Конечно, он человек непростой, но не зациклен, как многие твои сородичи, на своей трупоедской избранности. Прости, что я так говорю, но ведь ты сама не раз сетовала на людскую закоснелость. Наш колдун не из таких. Да и тебе, Альса, он интересен, разве не так?

В общем, я подумал… почему бы не познакомится с ним поближе? Мне не то, чтобы скучно, Альса, но когда тебя нет, когда я один… Да, да, у меня есть Зорька и Ночка. Но, Альса, ты же понимаешь… Да все ты понимаешь, зачем я оправдываюсь?