Анна Кочубей - Душа архонта

— Эльф?

— Он просто размечтался.

— А это не странно?

— Для Киндара — нет.

Пару раз встретившись с пристальным взглядом Герванта, Лиандра оставила наблюдение за главарем Ханлейту. Наиболее подозрительными ей показались дварф и его напарник. Но Мензенлир действительно спал, а вот Чазбор — нет. Лицо разбойника время от времени искажали уродливые гримасы. Сначала Лиандра приняла их за игру пламени костра, но вскоре увидела, что ошибается: это мышечные судороги кривили скулы и натягивали жилы на его шее. Лиандра тронула Хана за локоть и тихонько кивнула на человека.

— Да, я заметил. Но проверим.

Ханлейт переглянулся с Гервантом, внезапно приподнялся со своего места и бросил в огонь толстую ветку. Искры с треском взметнулись вверх, разбудив спящих и дремлющих. Мензенлир вздрогнул, и его физиономия сразу же стала осмысленной; удивленно приподнял брови Гвидо, подскочил на месте Лето, смотревший десятый по счету сон. Взгляд Чазбора скользнул по лицам у костра, задержался на Герванте и остановился на Лиандре. Он не был ни сонным, ни пустым, но очень странным: зрачок, расширившись до предела, поглотил всю темно-карюю радужку. Неестественно, нечеловечески черные глаза Чазбора лихорадочно блестели.

— Чаз, голова не болит? — спросил Гервант.

— П-прошла!

Бесцветный, флегматичный голос настоящего Чазбора прозвучал бы по-другому: не так отрывисто.

— Что пристал к человеку? — нахмурился Мензенлир.

Ханлейт поднялся.

— А ты куда намылился? — возмутился дварф, просыпаясь окончательно, — договаривались до рассвета сидеть на жопе ровно!

— Уже утро, поздно светает, — пробормотал Хан и пошел прочь.

Эльф скрылся в лесу, как растворился, ни одна ветка не хрустнула.

— Давайте в одну глупую игру сыграем: каждый назовет имена соседей справа и слева. Вот хотя бы с тебя, дварф, и начнем, — предложил Гервант.

— Почему с меня?! Я имя брата названного и во сне скажу! Вот он, Чаз. Со Златовласки начинай, он какой-то мутный!

— А напарник тебя опознает?

— У меня что-то с харей не так?! — с испугом спросил дварф и схватился пятерней за щетину на подбородке.

— Ну, за ночь ты красивше не стал. Только я не к тебе обращаюсь.

— Мензенлир, — Чазбор произнес имя напарника, будто выплюнул.

— А справа?

Чаз молчал и смотрел на Герванта с необъяснимой злостью.

— Не нравится мне все это! — передернул плечами Гвидо, которого Чазбор не пожелал называть.

— Посмотрите ему в глаза! Он же не в себе! — завопил Лето.

Это послужило сигналом к всеобщему переполоху. Разбойники вскочили и схватились за оружие. Чазбор медленно поднялся вместе со всеми, но остался с пустыми руками.

— Нет, я когда-нибудь отрежу тебе язык, аквилеец, — покачал головой Гервант, — дварф, опусти топор. Нас сейчас у костра семеро с половиной. Не бросишь оружие немедленно — уменьшишь общее количество на одну единицу. Я тебя сам пристрелю!

— Да ни за что! Все в порядке с Чазом — я бы первый почуял неладное! Ты лучше скажи, куда Хан сгинул!

— Мензенлир… Если белое пламя пробудится, оно дотла сожжет наши души, — тяжело, хрипло заговорил Чазбор, словно пересиливая себя, — помоги мне убить его!

От неожиданности дварф выронил топор. Ничего не поняв, разбойники опешили и замолчали. Никем не задерживаемый, Чазбор бросился на Лиандру. Повалить девушку ему не удалось — из леса рванулся Ханлейт и упал всем телом на одержимого. Дерущиеся покатились по земле. Вокруг них мельтешил Гервант, держа топор наготове, но не решаясь ударить и задеть Хана. Худой, жилистый горец, вооруженный нечеловеческой силой одержимости, оказался трудным противником даже для Ханлейта. Изловчившись, Чазбор впился в предплечье эльфа заостренными зубами чудовища, но в этот момент Гервант опустил тяжелый обух топора на его голову. Хватка одержимого ослабла, и Хан вырвался.

— Что рты пораскрывали? Веревку! — заорал главарь.

Чаза скрутили и крепко привязали к дереву. Ханлейт закатал рукав, осматривая рваную рану.

— Покусанный Хан тоже взбесится, — некстати ляпнул Лето.

— Скверна через кровь не передается! Ты чего взвился? Шило глубоко в задницу вошло? Чуть все не испортил, придурок!

По-настоящему расстроенным выглядел один Гервант, остальные разбойники вздохнули с облегчением. Все закончилось. Главарь присел перед одержимым на корточки и посмотрел в страшные черные глаза. Осталось ли в них хоть что-то человеческое? Да. В глубине зрачков Чазбора тлела искра сознания, с надеждой ожидая помощи и защиты. Он узнал Герванта.

— Ты еще здесь? Так получилось, брат. Прости.

Это прощание услышали немногие. У Лиандры по спине прошел холодок — разбойники будут вынуждены поступить очень жестоко. Гервант встал и начал собираться.

— Нам пора.

— Это как «пора»? Мы его здесь оставим?

Мензенлир так до конца и не понял, что навсегда теряет друга. Ему никто не ответил, на дварфа старались не смотреть.

— Я без Чаза никуда не пойду!

— Хорошо, с ним и останешься! Ремни найдем, деревьев полно, — грубо и зло ответил Гервант.

— Смирись, против одержимости нет лекарства, — Киндар попытался смягчить ответ главаря.

— Почему скверна выбрала не тебя, эльфийский недоносок?! Ты не лекарь, чтобы истину вещать! Он, может, еще поправится, а мы возьмем и свалим? Оставим человека с голоду помирать? Да вы что, озверели? Вот только попробуйте…

Дварф не договорил — Гервант закрыл ему рот ударом в челюсть. Мензенлир повалился на землю. Над ним стоял главарь, потирая кулак другой рукой — у дварфа были крепкие кости.

— Выбирай немедленно, я не шучу. Остаешься?

— Нет.

Мензенлир поднялся и замолчал, усвоив урок, изложенный самым доступным для него способом. Разбойники покидали привал, мечтая поскорее все забыть. Кое-кому это удалось с легкостью, но были и те, кто запомнил раннее утро в Одренском лесу на всю жизнь. Лиандра обернулась, словно ее окликнули. Не обращая внимания на недоуменные взгляды, девушка спрыгнула с коня и бегом вернулась к существу, которое сутки назад было человеком.

— Вспомни Северона, — на лице Чаза промелькнула последняя искра сознания и потухла в жутком блеске расширенных до предела зрачков.

Что мог знать одержимый о ее прошлом, если Чазбор не имел о нем ни малейшего представления? С тяжелым сердцем Лиандра вернулась к ожидавшим ее разбойникам и больше не оглядывалась.

Холодное солнце

На Морею опустилась зима. Холод сковал болота, лес замер в ожидании лютых метелей с обильными снегопадами. Пережидая непогоду, дичь попряталась, забилась подальше в норы. Отряд подгонял и Гервант, и северный ветер… Пешком и верхом, преодолевая бурелом и снежные наносы, страдая от голода и усталости, разбойники бежали на юг, спасаясь не от виселицы, а от жестокой погоды первого зимнего месяца. У коней тоже подвело бока — питательность сухой травы стремилась нулю, а запасы корма из селения мертвых главарь экономил.