Александр Зорич - Люби и властвуй

– Я иду, Норгван! ― ревел Самеллан, и шлемы врагов разлетались под его ударами вдребезги, как перезревшие «бешеные огурцы». ― Я иду, змеиная кровь!

Знахарь с легкостью перемахнул на палубу «Призрака» и приземлился на четвереньки так, будто был кошкой, а не двуногим человеком. Меч описал полукружие над его головой. Странные были замашки у этого Знахаря, очень странные. А когда в его руках Эгин заметил длинный каменный нож вместо привычного меча или алебарды, он окончательно понял, какая невиданная банда бежала из Пиннарина солнечным днем месяца Алидам.

Каменный нож в руках Знахаря был опаснее любого обычного меча. Потому что обычные мечи раскалывались при встрече с его незатупимой кромкой, потому что тяжелый двойной панцирь с треском раскрылся под ударом Знахаря, потому что незадачливый офицер Опоры Единства, пытавшийся достать Знахаря алебардой, спустя мгновение остался с бесполезным обрубком древка в руках, а Знахарь, совершив свой очередной кошачий прыжок, подкатился ему под ноги и распорол несчастному пах.

Палуба под ногами Дотанагелы дымилась. Краем глаза Эгин заметил, что пар-арценц был бос. Воздух над его головой дрожал и переливался, как над раскаленной плитой. «Расплавится, ох, расплавится», ― подумал Эгин, стараясь заглушить священный трепет, которым помимо воли наполнялось все его существо при виде этого небывалого сражения.

Аррумы и пар-арценцы… Кристальная чистота пред лицом князя и истины. Князя ― возможно. Истины ― едва ли. Разве только истина их заключается в том, чтобы, искореняя магию, самим напитываться ею. Так белая промокательная бумага, вбирая чернила, становится черной, как смоль. Жерло Серебряной Чистоты… Изумрудный Трепет… Они, эрм ― и рах-саванны, со всего Варана и со всего Круга Земель несут таинственные рукописи, разыскивают вещи и людей, причастных к Изменениям. Они сдают все это своим начальникам, а те отправляют скверну в Жерло Серебряной Чистоты… Да уж, как же! Мусор, только мусор попадает в Жерло. Приворотные перстни, глупые апокрифы по Элиену и Урайну, подметные списки аютских любовных искусств. Да, еще мелкие должностные преступники. Вот в этом Эгин не сомневался. При вступлении в ряды офицеров им всем показывали Жерло Серебряной Чистоты в действии.

Жар, тяжелый барабанный грохот, своды из красного греоверда ― давно, впрочем, закопченного до непроглядной черноты. Озеро ослепительно белого клокочущего расплава ― не серебра, нет ― а если и серебра, то явно Хуммерова. Кто и чем питает его неугасимый яростный жар? О, об этом ведомо, быть может, одному лишь гнорру.

«Именем князя и истины рах-саванн Опоры Без-гласых Тварей, преступивший черту меж должным и непозволительным путем сочетания с двумя девственницами единовременно, приговаривается к испепе-лению и вечному проклятию». Ужас в глазах приговоренного. Короткий вопль. Аррумы Опоры Единства, произносящие страшные слова, от которых, кажется, барабанные перепонки вот-вот изойдут кровавым потом… Эгин был готов заплатить многое, чтобы увидеть, как исчезает в Жерле Серебряной Чистоты хоть что-нибудь стоящее. Ну, меч Норо оке Шина, например…

Эгин сражался. Его воля к действию была полностью сконцентрирована на кровопролитии, но рассудок пребывал сейчас очень, очень далеко. В Пиннарине, в прошлом. И почему его тело отлетело куда-то назад, отброшенное могучей рукой, он понял только, когда на том месте, где он стоял, упала, рассыпая уголья, прогоревшая рея.

– Не владеешь в совершенстве Освобожденным Путем ― не пользуйся им вообще! ― гаркнул над ним Дотанагела. И неожиданно вскрикнул, словно ужаленный пчелой ребенок. Именно ребенок. В мире что-то изменилось. Что?

Норгван, аррум Опоры Единства и капитан «Сумеречного Призрака», был не более чем аррумом и многого противопоставить мощи пар-арценца Опоры Писаний не мог. Поэтому, когда только Дотанагела ступил на палубу его корабля, он, как и положено истинной крысе-людоеду с кровью змеи и сердцем спрута, поспешил укрыться от недремлющего ока Дотана-гелы во чреве кормовой надстройки.

Засим Норгван изволил наблюдать за своими обреченными людьми сквозь однопрозрачное оконце из того измененного стекла, из какого были сотворены двери в туннелях Свода Равновесия. Наблюдать ― и неспешно, с расстановкой подготавливать к схватке свой боевой бич и «крылатую иглу». Когда он увидел, что Дотанагела несколько увлекся собственным мнимым всемогуществом и колеблющийся столб воздуха над его головой едва заметно темнеет, выдавая слабость пар-арценца, Норгван покинул свое убежище. Даже крыса-людоед не столь глупа, чтобы, сложив лапы, спокойно дожидаться прихода крысоловов в собственной норе.

Дотанагела изумленно поглядел на свое плечо. Там, шипя и дымясь, торчала игла с хвостом из разноцветных лоскутков. Эгин, все еще сидевший в глупой позе на палубе, первым заметил Норгвана.

– Вон он! ― крикнул он, указывая в направлении кормовой надстройки.

Там свистал боевой многозвенчатый бич. Горло одного из «лососей» с «Зерцала Огня» вмиг было оплетено звенящей сталью. От сильного рывка воин упал на колени, и меч Норгвана положил конец его страданиям. Обрубленная голова была отброшена носком его сандалии прочь, бич освобожден, а сам Норгван, облаченный в позлащенные доспехи во вкусе ре-тарских стердогастов, шагнул навстречу Дотанагеле.

Пар-арценц был багров и страшен. Он несколько раз пытался вырвать из плеча «крылатую иглу», но она, распустив в его плоти жестокие крючки, не выходила. Дотанагела упал на колени. Знахарь был далеко и не видел происходящего. Самеллан, чья секира то и дело взлетала над головами в свалке по противоположному борту, ничем помочь не мог. И Эган, и Иланаф могли противопоставить чересчур подвижному для неодухотворенного предмета бичу в руках Норгвана лишь свои обычные мечи, придуманные для честных воинов, а не для Хуммеровых наперсников.

Норгван был уже в каких-то двадцати шагах. Он понимал, что не сможет одолеть всех и вся на этом проклятом «Зерцале Огня». Но он знал, что предателю пар-арценцу не жить. Равно как и тем двум молокососам из банды изменников, которые завороженно наблюдают за его приближением. И Норгван был горд своей службой князю и истине.

Но не только Эгин и Иланаф видели его. Был еще один человек на боевой башенке «Зерцала» с неприятным, словно траченным огненной молью лицом, который понял все. И «молния Аюта» по правому борту, довернутая на «крапчатого спрута» и ноль, смиренно дожидалась своего часа. С исчислителем не было Са-меллана, а без его слов и магических игл ядро «молнии» означало не более, чем просто кусок железа. Впрочем, с сорока шагов и этого было достаточно. Норгван сделал еще один шаг. Исчислитель затаил дыхание.