Тим Пауэрс - Черным по черному

— Потушите огонь, — произнесло одно из созданий, и Даффи узрел причину странного голоса — скулы говорящего были втянуты, выставляя на обозрение жвалы под широкими отверстиями ноздрей.

— С дороги, падаль, — прорычал Даффи, — или мы потушим ваши огни.

Существо выставило руку с пятью длинными когтями и пошевелило ими в воздухе на манер перевернутой на спину букашки.

— Что-то не верится, — прошелестело оно.

— Навозные жуки! — гневно воскликнул Аврелиан. — Вслушайтесь в мой голос, вслушайтесь в его. Ужели не знаете вы, кому противостоите?

Существо захихикало со странным звуком, точно перекатывались в кружке игральные кости.

— Конечно же, знаем, человек.

Волшебник отступил на шаг.

— Кто-то переманил их на сторону врага, — шепнул он. — Я знал о здешних опасностях, порожденных бездушием и забвением, но не ожидал открытой измены.

«Чем переманил?» — подумал Даффи. Но не успел он спросить, как все три создания разом кинулись вперед, точно пущенные одной тетивой. Одно врезалось в Даффи и свалило его на пол, когтями пытаясь добраться до глаз, пока ирландец, закрывшись одной рукой, другой бил кинжалом. Аврелиан уронил лампу, но та, не разбившись и продолжая гореть, откатилась в угол.

Уже вторая тварь насела на Даффи, пытаясь вспороть ему живот, по счастью, на время озадаченная кольчугой под кожаным камзолом. Даффи как заведенный колол кинжалом, и, хотя лезвие через раз погружалось в мягкое брюхо, если не отскакивало от кости, первое создание продолжало раздирать когтями его лоб и щеки. Он чувствовал, как собственная горячая кровь проникает ему в уши, а чужая стекает на руку, сжимающую кинжал, заставляя пальцы скользить. Все запахи перебивала вонь от меха, а слышал он лишь собственные отчаянные вопли.

Внезапно что-то с силой врезалось в существо, оседлавшее его грудь. Ирландец высвободился и по рукоять всадил кинжал в лицо другого нападавшего, примерно туда, где под мехом должен был располагаться глаз.

Существо повалилось, рванувшись так, что кинжал выдернуло из руки Даффи.

На четвереньках он развернулся к первому — и увидел лишь два распростертых на полу неподвижных тела. Он обернулся, чтобы глянуть, как там Аврелиан, но старый волшебник уже отпихивал обмякший труп в сторону, чтобы подобрать лампу. Даффи облегченно выпрямился, потом его колени подломились, и он, скорее, рухнул, чем сел.

— Я думал… их было… всего трое, — еле выговорил он. — О, ясно!

Аврелиан подошел со своей лампой, и теперь Даффи заметил, что четвертое существо, сбросившее когтистую тварь с его груди, было иного сорта. Ногой он перевернул труп и вновь увидел глаза со зрачком-щелочкой и широкую, но теперь совсем безжизненную ухмылку. Горло их нежданного союзника было от уха до уха распорото когтями, но рукоятка его короткого меча торчала из пушистой белой груди паучьего отродья.

— Он, видно, решил сам заплатить пошлину, — констатировал Аврелиан. — Хватай кинжал и меч, если желаешь, — я, впрочем, думаю, нужды в них больше нет, — и пошли. Нам крупно повезет, если лампа не потухнет на полпути.

Даффи покоробил легкомысленный тон Аврелиана.

— Здесь отдал жизнь доблестный воин, — угрюмо проронил он.

— Э? Ах да, наш глазастый приятель. Верно. Расплата за храбрость — смерть, равно как и расплата за все остальное. Разменная монета королевства. Если скорбеть о каждом достойном человеке, умершем за нас, то и с постели до горшка не доберешься. Идем.

Ирландец оперся на онемевшие руки, с трудом нашел силы встать — ноги его тряслись. Перед глазами все плыло, и, чтобы не лишиться чувств, он вынужден был опереться о стену и смотреть в пол, стараясь дышать поглубже.

— Постель ждет тебя, — сказал старик. — Вперед и вверх.

Свет и вправду потух посреди подъема по тесной винтовой лестнице, но они ощупью выбрались наверх без новых происшествий. Даффи был еле жив и воспринимал происходящее точно во сне. Сильной боли он не чувствовал, но все тело распухло и горело, вдобавок его трясло. После бесконечного шарканья в темноте изменение температуры вокруг побудило его открыть глаза и оглядеться. Они вновь были в старой заброшенной часовне, тускло освещенной занимающимся рассветом.

— Откуда… — прохрипел ирландец, — должны были непременно узнать меня или мой голос? Все они?

— Тебе нужно выпить, — сочувственно сказал волшебник.

— Пожалуй, — поколебавшись, согласился Даффи, — но меня тут же вырвет.

Аврелиан запустил руку под мантию.

— Держи, — протянул он Даффи засушенную змею. — Покури.

Ирландец с сомнением оглядел тонкий силуэт змейки на фоне окна, покатав ее между пальцами.

— Вроде табачных листьев с островов Заката?

— Не совсем. Доберешься сам до своей комнаты?

— Да.

— Возьми еще вот это. — Аврелиан протянул маленький кожаный мешочек, туго перевязанный витком проволоки. — Здесь средство от загнивания плоти. Перед тем как лечь, умой лицо и вотри это в раны. Если повезет, то и шрамов не останется.

— Господи, какие там шрамы! — Даффи добрел до двери, открыл ее и обернулся. — Отчего, если никто не спускался туда столько лет, все они понимают современный австрийский?

Даффи не мог толком разглядеть выражение лица волшебника, но тот, казалось, грустно улыбнулся.

— Этой ночью на австрийском не было произнесено ни одного слова, за исключением нескольких твоих фраз в мой адрес. Все разговоры с туннельными крысами шли на древнем боийкском диалекте, приправленном искаженной латынью; создание же из колодца пользовалось тайной безымянной речью, известной задолго до появления людей.

Даффи рассеянно кивнул.

— Тогда я-то как понял?.. — Он пожал плечами. — А почему нет? Чудесно. В другой раз поговорю с барсуками на языке жестов, как пить дать поговорю. Да. И что же я им скажу? Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Пошатываясь, Даффи поплелся по скрипучим половицам коридора. Аврелиан остановился в дверях, провожая его взглядом, и видел, как ирландец наклонился к одному еще горящему канделябру на стене, раскурил змею и продолжил путь, оставляя за собой шлейф белого дыма.

Глава 11

Настало пасхальное утро, и с собора Святого Стефана колокола разливали благостный перезвон по залитым солнцем городским крышам. Еще одна зима осталась позади, радостные горожане заполнили несколько церквей, празднуя весеннее равноденствие, воскрешение молодого бога. В полночь все свечи, даже лампады были потушены и зажжены вновь от огнива в соборном притворе, откуда алтарные служки разнесли их по другим церквам, дабы начать новый церковный год возрожденным светом.