Шерри Томас - Гибельное море (ЛП)
Она намочила ему волосы, нашла в сумке брусок мыла и взбила густую пену. Массируя голову, промыла каждую прядь. Призвала еще больше воды, чтобы смыть пену, а то, что стекала вниз, еще одним заклинанием выслала из палатки в ближайший бархан.
Закончив, Фэрфакс магией высосала влагу из волос Тита и смахнула ее прочь. Затем кончиками пальцев погладила его по голове, проверяя, высохла она или нет.
А теперь нужно отстраниться и сказать: «Готово».
Но рука против воли скользнула на его затылок, и пальцы будто сами по себе растопырились там, где плечо переходило в шею.
Тит со свистом вдохнул.
Фэрфакс открыла рот, чтобы сказать, мол, это все понарошку и им привиделась одна и та же галлюцинация. Но теплая кожа под пальцами была настоящей. И, что любопытно, становилась прохладнее по мере продвижения ее ладони от плеча до локтя.
Внезапно Тит встал на колени лицом к ней, и они посмотрели друг на друга. Фэрфакс впервые заметила, что у него серо-голубые глаза. Цвета бездонного океана.
Она любила своего абстрактного защитника, но знала только этого юношу, который давал ей больше воды, чем пил сам. Фэрфакс провела пальцем по его щеке, и Тит поймал ее руку. Она затаила дыхание, не зная, оттолкнет он ее или прижмется губами к ладони.
Но тут раздался сотрясший землю рев.
Глава 18
Англия
– Логично.
Что бы Тит ни ожидал услышать от Фэрфакс в ответ на известие, мол, возлюбленная Кашкари – та самая чародейка, желавшая сдать ее Атлантиде, это слово в возможный список не входило.
– В смысле?
И тогда Фэрфакс рассказала о двух беседах с индийцем и о его пророческих снах, уделив особое внимание тому, в котором она появлялась задолго до своего прибытия в дом миссис Долиш.
– Довольно безопасно предположить, что Кашкари из магической семьи, возможно, находящейся в изгнании.
– Надо было раньше мне рассказать. Я должен знать обо всем, что тебя касается.
Все изменилось, но одновременно осталось по-прежнему. Тит все так же не спал ночами, беспокоясь о ее безопасности. И просыпаясь утром, в первую очередь думал о ней.
Фэрфакс постучала пальцами по спинке стула, на котором обычно сидела, когда они вместе тренировались в Горниле во время летнего семестра.
– Кашкари меня не выдал, поэтому пока можем считать, что он нам не враг. Нужно только узнать, почему, столько времени скрывая свою настоящую личность, он решил нам довериться.
В голове у Тита стучали молоточки. Даже не верилось, что он так долго жил с Кашкари в одном доме и ни о чем не догадался. Что еще он упустил?
– Сперва мне нужно свериться с маминым дневником.
Не стоило этого говорить, но Фэрфакс никак не ответила, лишь чуть выпятила губу.
– Предпочитаю принимать решение, собрав все возможные данные. Было бы преступно не проверить, не предвидела ли она чего-нибудь подобного.
Ужасно, что приходилось оправдывать свои шаги и защищаться.
Она слегка улыбнулась – или скривилась?
– Само собой, ты должен поступать так, как считаешь нужным.
– Знаешь, я не то чтобы жду этого с нетерпением. Я…
Фэрфакс схватила Тита за грудки:
– Не надо. Ты сделал свой выбор, так следуй же ему! Если собираешься попросить Уинтервейла сразиться с Лиходеем, то хотя бы такой малости он от тебя заслуживает.
В ее голосе слышались нотки гнева и тоски, темные глаза горели, а пухлые красные губы были чуть приоткрыты для судорожных вдохов.
Не следовало так поступать, но Тит взял ее лицо в ладони и поцеловал. Потому что они миновали ту грань, где все можно решить словами. Потому что он снова боялся умереть. Потому что любил ее сильно, как саму жизнь.
Громкий стук в дверь заставил их отскочить друг от друга.
– Принц, ты там? – окликнул Кашкари. – Уинтервейл очнулся и зовет тебя.
Улыбающийся Уинтервейл ждал их, сидя в кровати.
– Тит, рад видеть. И тебя, Фэрфакс. Как прошла тренировка? Скучали по мне?
– Безумно, – с убедительной улыбкой ответила Фэрфакс. – Мальчишки выли и катались по земле, когда стало ясно, что ты не придешь.
Уинтервейл прижал ладонь к груди:
– Это согревает мне сердце.
Затем отбросил одеяло и спустил ноги на пол. Тит и Фэрфакс тут же бросились помогать, но он поднял руку, показывая, что хочет все сделать сам.
Несмотря на свою силу, Фэрфакс едва успела его подхватить, когда Уинтервейл начал падать.
– Боже всемогущий, Уинтервейл! Да взрослый вайомингский бык весит меньше, чем ты!
– Что со мной такое? Я прекрасно себя чувствую!
– Ты два дня пролежал в постели, – пояснил Тит. – Неудивительно, что на ногах еле держишься.
– Тогда, наверное, кому-то из вас придется проводить меня в туалет.
– Задача для настоящего мужчины, – хмыкнул Тит. – Боюсь, тебе придется потесниться, Фэрфакс.
– Так и знал. Ты все еще злишься, что мои шары больше твоих.
Уинтервейл захихикал и, опираясь на плечо Тита, вышел из комнаты.
В коридоре его радостно встретили. На обратном пути Уинтервейл и Тит несколько раз останавливались поговорить с мальчиками, желавшими узнать, как у больного дела.
– Джентльмены, дайте Уинтервейлу вернуться в постель, – донесся до них властный голос миссис Хэнкок. – Если желаете навестить его и поболтать, делайте это так, чтобы его не утомлять.
– Миссис Хэнкок хотела увидеться с тобой, когда ты очнешься, – сказал Кашкари. Должно быть, он-то за ней и сходил.
Уинтервейл обаятельно улыбнулся:
– Ну конечно, дорогая миссис Хэнкок.
Фэрфакс сидела все там же, когда процессия вернулась. Она помогла Уинтервейлу лечь в кровать, но когда в комнату один за другим стали просачиваться мальчишки, почти никем не замеченная выскользнула прочь.
* * *
Иоланта открыла дверь лаборатории и услышала щелканье клавиш.
У принца имелся пишущий шар, с помощью которого он получал донесения от своего личного шпиона Далберта. Одно время шар лежал в шкафу его комнаты в пансионе, но сохранности ради Тит перенес его в лабораторию.
Стоило подойти поближе, и латунные клавиши, похожие на остриженные иглы безобидного дикобраза, перестали стучать. Иоланта вытащила заранее подложенный под шар лист бумаги.
Постороннему человеку послание показалось бы набором букв, но принц научил ее этому шифру. С болью в сердце Иола вспомнила, что сама его об этом попросила в день, когда решила на самом деле помогать ему в достижении невозможной цели.
В глубинах разума зародилась странная мысль. Иоланта назвала его любовь слабой, потому что Тит не предпочел ее словам матери, но что насчет ее собственной любви? Правда ли она сильнее и крепче? Он, как обычно, стремился навстречу смертельной опасности, а она отпускала его с простым напутствием: «Да пребудет с тобой Фортуна».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});