Джо Аберкромби - Полмира

Она слышала, как ее отец рассказывал о боевом веселье. О кровавом веселье, которое Мать Война шлет своим самым любимым детям. Она слушала его истории перед костром с широко раскрытыми глазами и пересохшим ртом. Ее мать говорила ему, что эти истории не для ушей дочери, но он наклонялся поближе и начинал говорить хриплым шепотом, так близко, что она чувствовала тепло его дыхания на своей щеке. Она слышала, как он рассказывал о боевом веселье, и теперь чувствовала его.

Мир горел, пылал, плясал, ее дыхание, разрывающее грудь, было словно горн в ее горле, когда она бежала в конец стены щитов, которая теперь изгибалась, искривлялась, угрожая развалиться. Два ужака карабкались между валунами с фланга и заходили Досдувою сзади. Она рубанула одного в бок, он согнулся пополам. Копье второго двигалось, казалось, так медленно, словно оно проходило сквозь мед, и она засмеялась, уворачиваясь от него, подрубила его ноги топором, и он покатился.

Мимо нее мелькнула стрела, и Досдувой дернул Колючку, укрыв своим щитом, два древка уже торчали около кромки. Стена прогнулась в центре, лица исказились, когда люди пытались ее удержать. Раздался грохот, один из команды упал, выплевывая зубы, и стена разделилась. Огромный ужак стоял в проеме, на нем была маска из моржовой челюсти с клыками по бокам злобного лица. Он фыркал как бык, двумя руками махал огромной дубинкой с шипами, и все отшатывались, делая проем еще шире.

У Колючки не было страха. Только боевое веселье, сильнее чем когда-либо.

Она метнулась к гиганту, кровь бурлила в ней, как Мать Море. Он выпучил на нее свои безумные глаза, когда она упала, проскользнула на боку между его огромных сапог, повернулась, рубанула, когда его дубинка врезалась в землю позади нее, попала ему по ноге сзади, кровь застыла черными пятнами, когда он рухнул на колени. Фрор шагнул вперед и рубил его тяжелыми ударами — раз, два, три, синяя рука на его лице покрылась красными каплями.

Колючка увидела, что Конный Народ разбегался, скатывался вниз с холма к открытой равнине и своим ждущим лошадям. Она высоко подняла свое оружие и закричала, горя до кончиков пальцев. Призрак отца подгонял ее, и она бросилась за убегающими врагами, как гончая за зайцами.

— Остановите ее! — взревел Ральф, и кто-то оттащил ее назад, сыплющую проклятиями и сопротивляющуюся, и оставшиеся волосы спутались на ее лице. Это был Бренд, его борода царапала ее щеку, а свою левую руку он просунул под ее, так что его щит закрывал Колючку. За бегущими ужаками она увидела других, крадущихся в траве с натянутыми луками и напряженными лицами. Их было много, и сразу за отливом боевого веселья на нее нахлынула волна страха.

— Сомкнуть стену! — прорычал Ральф, с его зубов брызнула слюна. Все отодвинулись назад, смешавшись, закрыли прорехи, щиты покачивались и стучали, и свет дня мелькал среди них. Колючка слышала, как стрелы стучали по побеленному дереву, увидела одну, отскочившую от кромки щита Бренда и пролетевшую над его плечом. Одда упал со стрелой в боку, и теперь плевался проклятиями и взбирался по холму.

— Назад! Назад! Теперь спокойно!

Она схватила Одду под руки и начала его оттаскивать, а он ворчал, пинался и пускал кровавые пузыри. Она упала, и он на нее сверху, чуть не порезалась своим топором, с трудом поднялась и снова потащила его, а потом появился Колл чтобы помочь, и вместе они втащили Одду на вершину холма. Стена щитов двигалась вслед за ними. Туда, где они стояли несколько безумных мгновений ранее, за их спинами была река, а перед ними далеко простиралась равнина.

Колючка стояла там, онемевшая, застывшая, и не знала, сколько человек из команды уже умерло. Трое? Четверо? У всех были царапины, и некоторых ранили сильно. Она не знала, чья на ней кровь. Судя по виду стрелы, которую она держала, она не могла сильно надеяться на хороший исход для Одды. Она вообще ни на что сильно не надеялась. В щели побитых щитов она видела, что вытоптанный склон усеян телами, некоторые все еще двигались, стонали, хватались за свои раны.

— Протолкнуть ее или выдернуть? — резко спросила Сафрит, вставая на колени перед Оддой, плотно сжимая его окровавленную руку.

Отец Ярви лишь смотрел вниз, потирал свою тощую челюсть, кончики пальцев оставляли красные полосы на его щеке.

Ярость уже ушла, словно ее никогда и не было, и огонь в ней угас до пепла. Отец Колючки никогда не говорил ей, что боевое веселье это сила, взятая взаймы, и за нее взимается двойная плата. Она сжала мешочек с его костями пальцев, но в нем не было утешения. Она видела сочащиеся раны и стонущих людей, и резню, которую они устроили. Резню, которую она устроила.

Она была убийцей, бесспорно.

Она согнулась, словно ее ударили в живот, и выкашляла рвоту на траву, сдерживая дрожь и глядя вперед. Мир был слишком ярким, ее колени подгибались и глаза слезились.

Она была убийцей. И она хотела к маме.

Она увидела, как Бренд смотрит на нее через плечо, его лицо с одной стороны было расцарапано, шея заляпана кровью до воротника рубашки, и порванные бинты болтались вокруг кинжала в его руке.

— Как ты? — прохрипел он ей.

— Не знаю, — сказала она, и ее снова стошнило, и если бы она что-то съела до этого, то, наверное, никогда бы не остановилась.

— Надо добраться до Южного Ветра, — сказал кто-то писклявым от паники голосом.

Отец Ярви покачал головой.

— Они тогда засыплют нас дождем стрел с берега.

— Нам нужно чудо, — выдохнул Досдувой, повернув взгляд к розовому небу.

— Скифр! — крикнул Ярви, и пожилая женщина сморщилась, словно к ней приставала муха. Она забормотала и сгорбила плечи. — Скифр, ты нужна нам!

— Они снова нападают! — крикнул кто-то из неровной стены.

— Сколько? — спросил Ярви.

— Больше, чем в прошлый раз! — рявкнул Ральф, накладывая стрелу на тетиву своего черного лук.

— Насколько больше?

— Намного!

Колючка хотела сглотнуть, но обнаружила, что не может набрать слюны. Она почувствовала себя такой слабой, что с трудом могла поднять отцовский меч. Колл носил воду к стене щитов, и они пили, ворчали и морщились от своих ран.

Фрор прополоскал рот водой и сплюнул.

— Значит, пришло время дорого продать наши жизни. Ваша смерть идет!

— Ваша смерть идет, — пробормотала пара человек, но это было скорее стенание, чем вызов.

Колючка слышала, что Конный Народ приближается, слышала их воинственные кличи и быстрые шаги по склону холма. Она слышала ворчание команды, они были готовы встретить атаку, и какой бы ослабевшей Колючка ни была, она стиснула зубы и подняла заляпанные красным топор и меч. Она пошла к стене. К этой истоптанной полоске грязи за ней, хотя мысль об этом приносила ей что угодно, кроме веселья.