Екатерина Оленева - Невеста для Мрака (СИ)

Насколько я поняла по обрывкам сплетен, мужа своего Синьиэра ненавидела как мужчину, запятнанного всеми пороками. И у неё, не оспариваю, были на то причины. Знаю по собственному опыту, ненависть не вырастает на пустом месте. Чаще всего её питают былые сердечные привязанности, разбитые надежды или раздавленное самолюбие. Если дело касается нас, женщин, то сильнее всего мы ненавидим тех мужчин, которых больше всего когда-то любили. Когда наша любовь изначально остаётся без ответа, она, конечно, приносит страдания, но потом светит, будто не сгоревшая звезда, освещая всю жизнь. Другое дело, если мужчина дарит, а потом не оправдывает подаренных надежд. Если предает нас, меняя на другую женщину (или, как в случае с Дик*Кар*Сталом, на мужчину), тогда женщина становится смертельным, изобретательным, беспощадным врагом. До самой своей смерти.

А иногда, как видно на данном конкретном примере, даже после неё: Дик*Кар*Сталу убитой супруги не простил ни народ, ни единственный сын-наследник.

— Ты был в городе? Как там, на хвалёном празднике? — полюбопытствовала я у Теи при встрече. — Мои фрейлины в таком восторге, что даже стало любопытно, что там за чудо такое?

— Тебе не понравится, — заверил меня он. — Площади грязные, акробаты пьяные, вино дешёвое, — презрительно передёрнул он плечом. — Утром из фонтанов вино черпают чашами, днём — обыкновенными плошками, к вечеру там вообще купаются. Сплошные нечистоты.

— Ты прав. Ничто не утомляет так, как праздники, к которым не лежит душа.

— Тебе следует поменять точку зрения, девочка. Отныне праздность — твоя работа.

Я с трудом удержалась от того, чтобы не скроить недовольную гримасу — минимум мимических движений не только мешает собеседнику заглянуть к тебе в душу, но и предохраняет лицо от морщин.

— Дик*Кар*Стал поблагодарил тебя за спасение сына? — поинтересовался мой собеседник.

— Нет, — ответила я.

— Отец и сын не слишком ладят?

— Мой отец всего лишь бросил мою мать, но этого оказалось вполне достаточным, чтобы я навсегда записала его в разряд врагов. Трудно рассчитывать на любовь ребёнка, когда повинен в смерти его матери. Не находишь?

— У Дик*Кар*Стала была причина так поступить со своей женой.

— Она мешала его утехам с маркизом Виттэром?

Теи тонко усмехнулся:

— Это, возможно, сыграло свою роль, но лишь в дополнение к основной причине. Королева Синьэра понесла дитя. И это дитя было не от его величества.

— Он убил её за какой-то адюльтер?! Какое лицемерие, — покачала я головой. — Ведь даже если правда далеко не все, что приписывают Дик*Кар*Сталу, а лишь десятая часть, ему ли кого-то судить?

— Испокон веков на почве неверности люди убивают друг друга. Природа человеческая всегда одна и та же и зиждется она на чувстве собственности. К тому же, к твоему сведению, бывшая королева Фиара была убита не за «какой-то адюльтер», как ты изволила выразиться, а за государственную измену.

— О, как!

— Королевский отпрыск — это уже не просто ребёнок, Одиффэ. Это судьба целого народа, целого государства. Чистота королевского лона не должна подвергается сомнению. «Королева вне подозрений» — это правило незыблемо в веках.

— Вина королевы Синьиэры заключается лишь в том, что она, оставленная в одиночестве и пренебрегаемая собственным мужем, проявила женскую слабость?

— Слабость, влекущую за собой последствия, — поправил Теи. — Её величество, подстрекаемое любовником и стоящей за ним кликой, готовила заговор, собираясь устроить переворот в стране при пособничестве своей свекрови, матери Дик*Кар*Стала, и его дядьёв-принцев. Дик*Кар*Стала намеревались свергнуть, а на трон посадить малолетнего принца Фабриана, с тем, чтобы править от его имени. Полагаю, второй ребёнок-бастрюк был бы тоже объявлен королевским, но это уже так, нюансы. Всё прошло бы без сучка и задоринки, если бы король не был одним из сильнейших некромантов.

— Это-то здесь при чем?

— Самый страшный дар заклинателей смерти заключается не в умении поднимать мёртвые тела.

— А в умении улавливать души, — закончила я, вспоминая третий курс Академии Магии.

— Подозреваю, на службе у Тёмного Властелина невидимая армия привидений. Именно благодаря этому обстоятельству Дик*Кар*Сталу и удаётся всегда бежать на несколько шагов впереди врагов. Подумай только, какая прекрасная шпионская сеть? Духи постоянно слушают и наблюдают, собирают информацию, как пчёлы мед, с тем, чтобы отнести её своей главной темной матке. Вот эти духи, подозреваю, и доложили Дик*Кар*Сталу о повинности Синьиэры, расстроив её тщательно выверенные планы. Перед угрозой гражданской войны Дик*Кар*Стал предпочёл альтернативное вдовство.

Улыбка Теи обнажала сверкающие зубы.

Он всегда выглядел невинным юным трепачом, но никогда им не был. Стальная Крыса всегда отвечал, не то, что за каждое слово, за каждый свой вздох. В поучительном рассказе о Синьиэре главным сообщением было известие о постоянной невидимой слежке духов. Я это поняла.

Слепой Ткач! Жизнь-то день ото дня не делается легче. Постоянно под невидимым прицелом, даже в нужнике — и то не одна.

— Разрешите откланяться, ваше величество, — Теи отвесил мне церемониальный поклон, незаметно при этом подмигивая. — За нами следят, — проговорил он беззвучно, одними губами.

Я протянула ему руку для поцелуя в знак своей королевской милости и, повернувшись, наткнулась на пристальный взгляд Лэша Виттэра. Эти длинные, в лисий прищур, глаза, частенько наблюдали за мной с пристальным вниманием.

При дворе постельную принадлежность Дик*Кар*Стала любили не больше моего. Как только его не называли. «Заносчивый хам, подзаборное отребье, королевская подстилка» — морщили носы фиарские аристократы. К сожалению, в обоюдоострых оскорблениях победителем всегда выходил Виттэр. Приходилось отдать ему должное, он не был ни глуп, не труслив. Его реплики всегда попадали в десятку, каждая фраза била с точностью стрелы, заставляя придворных бездельников грызть ногти от ярости. Но вызывать его на поединки они не торопились. Я сама получила возможность оценить его на турнире. Дерётся Лэш спокойно, грязно и эффективно, а это убавляет пыл у потенциальных искателей приключений. Подводя итог, скажу, что Лэш Виттэр был одной из самых неприятных личностей при дворе, но нельзя отрицать так же и того, что он был личностью яркой, броской и интересной. Такие люди, хочешь-не хочешь, бросаются в глаза, запоминаются. Наверное, поэтому, изнывая от скуки, я порой искала его взглядом в толпе придворных и с интересом слушала рассказы о нём. Нужно признать, что созерцание его нервного, наглого лица не вызывало во мне должного отвращения. Скорее (хотя я не призналась бы в этом и под пыткой) Лэш вызывал во мне совсем другие чувства.