Джо Аберкромби - Прежде чем их повесят

Джезаль, дрожа, стянул одной рукой края воротника. Зачем, он и сам не знал, все равно уже вымок до нитки. Треклятый лавочник в Адуе уверял его, что куртка непромокаема. Стоила она прилично, и смотрелся он в ней превосходно — этаким заправским суровым путешественником. Однако швы начали протекать почти с первых капель дождя. За несколько часов он вымок так, словно принимал в одежде ванну, причем очень холодную.

В сапогах хлюпала ледяная вода, влажные брюки натерли внутреннюю поверхность бедер, раскисшее седло чавкало и скрипело от каждого движения несчастной лошади. Из носа текло, ноздри и губы опухли, ладони уже горели от мокрых поводьев, и в этом море страдания особую муку причиняла боль в сосках. Не путешествие, а наказание какое-то!

— Да когда же все закончится? — пробормотал Джезаль себе под нос, понурив плечи и умоляюще всматриваясь в сумрачные небеса.

Дождь заливал лицо, рот, глаза. Вот бы сейчас сухую рубашку… Ничего больше для счастья не надо.

— А вы ничего не можете сделать? — жалобно спросил он Байяза.

— Например? — резко отозвался маг, обернув к нему мокрое лицо; с грязной бороды ручьем текла вода. — По-вашему, мне это нравится? Думаете, в моем возрасте приятно очутиться под проливным, черт его дери, дождем посреди равнины? К сожалению, для магов особых законов не существует — их поливает, как и прочих смертных. Привыкайте! И оставьте свое нытье при себе. Великий предводитель должен делить тяготы жизни своих последователей, солдат, народа… Так он завоюет их уважение. Великие предводители не жалуются. Никогда.

— Да пошли они… — процедил Джезаль. — И дождь вместе с ними!

— Это, по-твоему, дождь? — проезжая мимо, усмехнулся Девятипалый, и его бугристое лицо расплылось в широкой улыбке.

Когда посыпались первые капли, северянин не на шутку удивил Джезаля. Он скинул поношенную куртку с рубашкой и, завернув их в клеенку, продолжил путь с голым торсом: по могучей, изрезанной шрамами спине хлещут ледяные струи, а ему вроде и дела нет — едет довольный, точно боров, дорвавшийся до грязной лужи.

Сперва Джезаль негодующе про себя хмыкнул: очередная дикарская выходка! Хвала звездам, хоть штаны не скинул! Однако по мере того как намокала крутка, категоричности у него поубавилось. Возможно, в поведении северянина все же был здравый смысл… Что в одежде мокро и холодно, что без одежды, только во втором случае влажная ткань не натирает так ужасно кожу. Девятипалый ухмыльнулся, будто прочитав его мысли.

— Так, морось. Солнце ведь не может светить постоянно. Надо быть реалистом!

Джезаль стиснул зубы. Еще одно предложение быть реалистом — и он проткнет умничающего верзилу клинком. Проклятая, полуголая зверюга! И так приходится ехать, есть и спать ближе, чем за сотню шагов от него. Только тупых советов этого троглодита не хватало! Оскорбление дальше некуда!

— Чертов дикарь, бесполезное животное… — пробормотал он себе под нос.

— Вот дойдет дело до драки, затанцуешь от радости, что он с нами, — заметил со скрипучей повозки Малахус Ки, искоса взглянув на Джезаля.

Длинные волосы ученика прилипли к впалым щекам, а белая кожа блестела от влаги, что придавало ему еще более бледный, нездоровый вид.

— Твое мнение меня не интересует.

— Если человека не интересует мнение окружающих, ему лучше молчать. — Малахус кивнул мокрой головой в сторону Девятипалого. — Это Девять Смертей, на Севере его все боятся. От его рук людей погибло больше, чем от чумы.

Джезаль хмуро посмотрел вслед небрежно сидящему в седле северянину и, немного подумав, презрительно усмехнулся.

— А меня не напугать, — проронил он как можно громче, но так, чтобы Девятипалый не слышал.

Ученик фыркнул.

— Да ты никогда на мечах-то просто так, от злости, не дрался, зуб даю.

— Вот сейчас и начну! — свирепо глядя на Малахуса, огрызнулся Джезаль.

— О, сколько ярости! — рассмеялся ученик, на которого угроза Луфара, как ни досадно, не произвела должного впечатления. — Но если тебя интересует, кто тут, на мой вкус, бесполезен и кого можно было не брать…

— Ах ты!..

Небо озарила яркая молния. Джезаль от неожиданности подпрыгнул. Следом, пугающе близко, полыхнула вторая. Светящиеся щупальца рассекали набухшие брюха туч и расползались змеями по низкому черному небосводу. Над сумрачной равниной, сливаясь с шумом ветра, прокатился с грохотом и треском долгий гром. Когда все стихло, мокрая повозка уже уехала далеко вперед, и достойно ответить на оскорбление Малахуса Джезаль не успел.

— Чертов ученик, чертов идиот… — прошипел он, глядя на покачивающийся впереди затылок.

В начале грозы, пытаясь приободриться, Джезаль воображал, как его спутников по очереди испепеляют молнии. Вот бы небеса изжарили Байяза до горстки пепла! Это, кстати, было бы справедливо. Вскоре он устал даже фантазировать об освобождении от ненавистной компании. Вряд ли молния поразит больше одного человека за день, а если так, то лучше уж умереть самому. Вдруг повезет, чем черт не шутит? Сверкающая вспышка — и сладостное забытье. Поистине благословенное избавление от нынешнего кошмара.

По спине Джезаля, щекоча натертую кожу, стекала тонкая струйка воды. Ему до смерти хотелось почесаться, но он сдерживался: почешешь в одном месте, потом зачешется в десяти — шея, лопатки и прочие места, куда не дотянуться. Джезаль закрыл глаза; под грузом отчаяния голова медленно клонилась вниз, пока мокрый подбородок не повис вровень с грудью.

Когда он в последний раз виделся с Арди, тоже шел дождь. Воспоминание было мучительно ярким. Как наяву он видел синяк на ее лице, цвет глаз, губы, кривоватую улыбку… От одной мысли об Арди в горле знакомо вставал комок. Этот комок он сглатывал за день раз по двадцать. Первый раз утром, как только разлеплял глаза, последний — ночью, улегшись на жесткую землю. Очутиться бы сейчас с Арди, в тепле и безопасности — вот он, предел мечтаний.

Интересно, долго она его прождет? Сколько недель минуло, а от него ни ответа, ни привета. А вдруг она каждый день пишет ему письма в Инглию? Которые он никогда не прочитает. Нежные письма. Письма с отчаянными просьбы рассказать новости. С мольбами об ответе. Теперь ее худшие опасения подтвердятся. Решит, что он вероломный осел, лжец и напрочь о ней забыл. А это все так далеко от истины! От отчаяния Джезаль заскрипел зубами. Но что тут сделаешь? Даже если бы ему удалось, невзирая на грандиозный ливень, написать письмо, как его отправить в Адую из глухих, разоренных земель, вроде этой пустоши? Мысленно он на все лады проклинал Байяза, Девятипалого, Длинноногого и Малахуса Ки. Проклинал Старую империю и ее бескрайние равнины. Проклинал дурацкое безумное путешествие. Это уже вошло у него в привычку.