Замок Тенмар (СИ) - Ольга Ружникова
— У меня нет времени. Сюда! То, из чего стреляла, — тоже!
И Ирия пошла.
Мимо лежащего навзничь Люсьена — как же жутко выглядит выстрел в голову! Мимо — стараясь не наступить на забрызганную кровью солому. И на…
Мимо умирающих глаз Вихря, погибшего за Ирию Таррент. За ее дурость! Опять — из-за нее…
Старик забрал у глупой девчонки оба пистолета. Разряженный — швырнул в солому рядом с Люсьеном. Второй заткнул себе за пояс.
И лишь тогда соизволил обернуться к «племяннице»:
— Молчи! — В голосе — лиарский лед. В сотню раз студенее ее собственного. Недавно. — Говорить буду я.
Ирия не возразила. Сил осталось только опуститься на солому — рядом с Вихрем. Положить на колени его черную голову. И, борясь со слезами, уткнуться лицом в густую гриву.
В присутствии врагов не плачут. Но не над мертвыми друзьями.
2
Факелы, факелы, факелы… Казнят всегда при свете. Тогда за окнами Ауэнта был весенний — такой солнечный! — день. Теперь — зимняя ночь.
Багровые отблески факелов, бледно-золотые — десятков свечей. В зале толпа народу, но ярче всех высвечены двое — в центре старинного зала. Лживый герцог и его лживая племянница.
Ральфу Тенмару кровавый отсвет на лице врать не мешает. А ей?
— Родители не научили моего внука не брать чужого. Он собирался украсть лучшего коня своего деда. Но не учел, что Вихрь не любит чужих! И что я плохо сплю по ночам.
Объяснение проглотили все. Пришлось. Люсьен Гамэль пытался выкрасть Вихря. Очевидно, чтобы продать и рассчитаться с карточными долгами. Преданный хозяину конь взбесился и едва не убил незадачливого похитителя. Люсьен, защищаясь, выстрелил в Вихря. А при виде деда, заставшего злодея-внука на месте преступления, застрелился сам. Чтобы не идти под суд.
— Почему вы не остановили его⁈ — Некрасивое лицо крысы-мамаши залито слезами. И сейчас ее действительно жаль. — Неужели вы и в самом деле сдали бы его властям? Неужели вам не жаль родного внука⁈ — она уже кричит диким зверем.
Как на ее месте любая мать. Кроме Карлотты.
Ирия застыла рядом со старым герцогом — в центре еще более старого зала. И больше нет лошадиной гривы — спрятать лицо.
Значит, придется держаться так. Представить, что на лице — маска. И как она стягивает черты. Не позволяет выдать ужас и вину…
— Жаль? Мне жаль, что я взял на прогулку племянницу! — холодно отчеканил герцог. Сейчас до безумия похожий на собственный портрет. Тот самый. — Подобное зрелище — не для женских глаз и ушей.
На этом всем пришлось разойтись. Кому спать, кому — до полудня взахлеб обсуждать свежую сплетню. А кому и рыдать. Как когда-то сама Ирия — в Ауэнте. Вспоминая Анри. Или в монастыре — раз за разом видя в кошмарах залитый кровью ковер и нож в груди отца. И потом просыпаясь и вспоминая: всё это — не сон.
Старый герцог пожелал уйти сразу после вдохновенной речи. Вдвоем с «единственной, кто согревает его старость» — с племянницей. Которой, как подозревала Ирия, он сейчас закатит редкостную трепку. Вполне заслуженную.
— Он всё знал, — быстро проговорила девушка, едва старик закрыл за ними дверь в свои покои. — Про меня.
— Значит — хорошо, что не успел ни с кем поделиться.
— Не успел?
— Если б успел — его родители сейчас не смолчали бы. Любому притворству есть предел… Садись. И рассказывай. Про Люсьена Гамэля. Куда ездила — узнаю сам, так что это можешь пропустить.
Выслушал Ральф Тенмар молча. На чеканном лице не дрогнул ни единый мускул.
— Как вы думаете, кто ему…
— «Кто ему»? — передразнил герцог. — Твоя Мари — любовница юного Гамэля.
— Но я ей… Не убивайте Мари! — Ирию затрясло так, что зубы застучали.
Возвращается лихорадка?
— Пей!
В руке девушки оказался бокал вина. А сам герцог и не думает садиться. Меряет комнату широкими размашистыми шагами.
— У дураков тоже бывают озарения. Если подсчитать, Ирэн Вегрэ выехала из монастыря примерно тогда же, когда утонула Ирия Таррент. А уж когда именно вернулась моя племянница, глупышка Мари могла разболтать Люсьену подробно…
Да, наверное. Затуманенный пережитым шоком рассудок соображает плохо… Но что-то не так! Опять.
Что и с кем?
Кровь. Карлотта… При чём здесь она?
Джек… А он — при чём?
Неразбавленное вино шумит в голове, будоражит непонятную тревогу… и мешает думать.
— Вы оставите мне Мари⁈
— Конечно — если она тебе еще нужна. Сама по себе глупышка-служанка — не опасна. Ты неплохо стреляешь. Но дала захватить себя врасплох. Подобное недопустимо. Сегодня отдыхай. С завтрашнего утра я сам начну тебя учить.
— Стрелять?
— Стрелять. Драться. Фехтовать.
— Благодарю вас.
Уже в дверях Ирия решилась:
— Почему вы сегодня спасли меня?
— Я — старик! — как на портрете вскинул гордую голову Ральф Тенмар. — Но даже я еще могу защитить женщину моего сына.
3
Что-то не так!
Бьет дрожь в жарко протопленной комнате. Под тремя меховыми одеялами.
В висках шумит Альварен. И тупо ноет шрам на плече. Как у дряхлого ветерана — в сырую погоду.
Ни согреться, ни уснуть. И дело здесь вовсе не в старике. Не только в нем.
Ральф Тенмар — негодяй. И совершил непростительную подлость по отношению к Карлотте.
Но Ирию спас. И теперь, по всем законам чести и благородства, ей следует умереть, но защищать его…
Опять — не то. Что тогда⁈
«Ветер, кровь и серебро…»
Джек… Карлотта… Ирэн… Почему еще и она?
'… — А что скажет настоящая Ирэн Вегрэ? Она не будет возражать, если я воспользуюсь ее именем?
— Она пока не собирается покидать монастырь…'
«… — Если б успел — его родители сейчас не смолчали бы…»
«… — Твоя Мари — любовница юного Гамэля…»
«… — Старый герцог всегда убивает тех, кто ему опасен…»
Мари могла быть любовницей «юного Гамэля». Даже почти наверняка была.
Глупышка-служанка могла разболтать любовнику всё, что знала. Если он правильно задал вопросы.
Люсьен, туповатый и изрядно пьяный, мог догадаться, что Ирэн Вегрэ и Ирия Таррент — одно лицо…
А еще Ирэн (настоящая!) могла утонуть в Альварене сама. Пошла и утонула. А что изрядно мешала планам Карлотты — совпадение.
Как и что Люсьен Гамэль — единственный сын старшего из тенмарских бастардов. Самого наглого. И больше всех жаждущего титула.
Карлотта, без сомнения, могла поверить, что Ирэн будет молчать. Ну и Ральф Тенмар мог предположить, что Люсьен узнал всё недавно. И еще никому не рассказал.
Конечно — предположить, а не знать точно. И штаны, разрезанные лично
