Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий
И неожиданно Херим придержал коня.
— Давай повернем назад, господин, — умоляюще попросил он. — Давай вернемся в край Свободных Людей, где дали тебе титул Пестователя. Я боюсь великанов, о которых ты говоришь, что они спят за болотами.
Даго сжал пальцы на рукояти меча. Губы его были сжаты, и до Херима дошло, что через мгновение его голова упадет в то болото, которое уже давно месили копыта их лошадей.
— Я знал, что путь в край спалов преградят мне пущи и реки, и что буду я слышать мольбы о том, что лучше бы повернуть назад. Только я считал, что это будут сладкие голоски обнаженных женщин, но не твой, скриба несчастный.
Хериму казалось, что в последний раз глядит он на заходящее солнце, он даже перестал чувствовать зуд от укусов комаров, облепивших все его лицо и проникших в лошадиную шерсть.
— Прости меня, господин! — испуганно взмолился он.
И может быть — Херим так до конца и не был уверен — был бы он убит, если бы не чей-то отчаянный голос, отвлекший внимание Даго. Из недалеких ивовых зарослей на краю заросшего камышами болота кто-то звал на помощь. Это был зов на языке спалов, и он пронзил сердце Даго болью и радостью одновременно. Сын Бозы ударил коня шпорами, но уже через мгновение сдержал его, так как здесь каждый неосторожный шаг грозил смертью в болотной бездне.
Тогда он спрыгнул с седла и, ведя Виндоса под уздцы, со всей осторожностью направился к ивовым зарослям, потом остановился, так как земля под ногами, как показалось, начала дрожать и проваливаться. В пяти шагах от себя Даго увидал воина с конем, засосанным трясиной по самый живот. Конь ужасно храпел, каждое движение погружало его в болото все глубже. На воине же был панцирь, за спиной висел щит, стеснявшие движения. По-видимому он опасался того, что если сойдет с коня, то и сам завязнет в предательской трясине.
— О господин, спаси меня, — попросил он высоким, молодым голосом.
Его лицо опухло от комариных укусов, панцирь из серебряных чешуй кроваво поблескивал в свете заходящего солнца. Багрово отсвечивал и округлый, покрытый серебром шлем, закрывающий нос молодого воина.
— Подожди немного, говорящий на языке спалов! — крикнул ему Даго.
Боевым топором, что был привязан к седлу Виндоса, нарубил он ивовых ветвей и набросал их перед собою на болотистую почву, затем вытащил из вьюков веревку и по настилу из веток приблизился к плененному в болоте коню.
— Брось мне поводья, — приказал он.
Привязав поводья к веревке, Даго вернулся к Виндосу, вскочил на него и пустил того шагом, вытаскивая одновременно и лошадь с всадником. Попавший в болото конь храпел все громче, но постепенно передние его копыта выбирались на более твердый грунт. Трясина как бы с неохотой отдавала свою добычу, шипя засосанным ранее воздухом воздухом. Еще одно усилие коня, еще один всхрап, и плененный конь вырвался. Весь облепленный черной, густой грязью, на подламывающихся ногах встал он на земле.
— Благодарю тебя, господин, — сказал юноша, соскочив с седла. — Ты спас мне жизнь.
Тут подъехал Херим, удивленно разглядывая спасенного, его одежду и вооружение.
Юноша носил высокие сапоги из тонкой кожи, из такой же кожи были сшиты штаны, поверх кожаной же куртки был надет панцирь из серебряной чешуи, на голове — посеребренный шлем, а на спине — продолговатый щит, тоже покрытый серебряными пластинами. На поясе у него висел меч с длинным и тонким клинком, на плече же был лук с блестящими оковками. Позади инкрустированного серебром седла видна была привязанная накидка из бобровых шкурок, которой всадник, видимо, укрывался по ночам. Воин, судя по голосу, был очень молод, но опухлости от укусов и грязь на лице не позволяли определить его возраст точно. Был он высок и худощав. Его конь, с черной шерстью и длинными ногами, показался Даго красавцем.
— Кто ты, человек, говорящий на языке спалов? — спросил Даго.
Воин указал рукой на уста, давая понять, что не хватает ему воздуха, и ему надо передохнуть. Тяжело дыша, он уселся на траву.
— Господин, я знаю, кто он такой, — вмешался Херим. — В книгах читал я, что за рекой Висулой проживают аргараспиды, носящие серебряные щиты. И погляди, господин, у него как раз серебряный щит. Это именно они когда-то прогнали знаменитого Александра Македонского, так что пришлось александритам отступить к югу и искать добычи в иных краях.
— Помолчи, — поморщился Даго. — Я хочу услыхать от него. Спутай наших лошадей и приготовь хворост для костра. Ночевать будем здесь.
Что-то в молодом воине заставляло Даго задуматься. Он чувствовал на себе его быстрые взгляды, но шлем чужака прикрывал его глаза. Он вроде бы отдыхал, но все его тело выдавало крайнюю подозрительность. Может хотел он удостовериться, что имеет дело не с врагами? Ведь не случайно же он очутился один среди болот. Кто-то или что-то загнало его в этот дикий край.
Херим расседлал лошадей, в том числе и черного коня спасенного воина. Он спутал им ноги, пустил пастись, затем насобирал хвороста и разжег костер. Сделалось темно, но молодой воин все еще не двигался с места, только и того, что снял с плеча свой лук и едва заметным движением вынул из колчана стрелу. Язык тела этого человека, казалось, говорил, что он боится спасших ему жизнь, и что в любой момент готов он сразиться.
Даго опустился на колени и поцеловал болотистую землю, на которой предстояло им спать.
— Что ты делаешь, господин? — изумился Херим.
— Я целую мать, что родила меня и вскормила. Земля может дать или же отобрать у человека силу. Кто проявляет к ней уважение и любовь, тот имеет право считать, что ночь проведет спокойно.
— Но ведь это чары, мой господин.
— Мне ведомо искусство чар, Херим, и, вполне возможно, когда-нибудь я научу тебя ему.
Стало уже совсем темно, и Херим вежливым жестом указал воину место у костра. Он подал ему ломоть ржаного хлеба и разделил на три части остатки имевшейся у них еды — кусок вяленой свинины.
— Ты, господин, спас мне жизнь, — наконец заговорил воин. — Так что тебе должен я первые свои слова. Да, это правда, что родом я из племени аргараспидов, что проживает за рекой Висулой. Меня выслали в посольство к королю Голубу Пепельноволосому, ибо на нас нападают марды, и нам требуется помощь. Но в стране Голуба не признают никаких законов, всех моих людей перебили, меня
