Врата чудовищ (СИ) - Дара Богинска
Но это было не безумие. Не один Джо слышал это: подорвались с мест стражники, ринулись прочь, вверх по лестницам с обеих сторон темниц, и движения их были отлаженными и четкими. Хлопали двери. Над ними грохотали шаги. Казалось, каждый камень гудел. Что-то схожее было в развалинах Йорфа, и от этого у Колючки кровь стыла в жилах.
— Что происходит? — Чонса прильнула к решетке.
— Пойду узнаю.
Джо пошел на звук по следам стражников. Как только выбрался из подземелий, он понял, что это колокольный звон, катящийся к особняку будто со всех сторон. Все слуги были на ногах, в холле его встретил взъерошенный Гвидо в быстро наброшенной на голое тело накидке. За его плечом мялась с ноги на ноги такая же растрепанная девушка с чёлкой, как у пони. Видимо, она решила в эту ночь согреть постель другого брата, если первый оказался недотрогой. Почему-то Джо отметил это про себя, хотя момент был неподходящим для мелочных обид.
Грохочет! Как же грохочет, гудит и давит колокольный звон!
— Боги! — воскликнул Гвидо, завидев Джо, — Я не нашел тебя в спальне и испугался…
— Что случилось? Что это за шум?
Джо быстро подошел к окну, обогнув распахнутые руки медика. Особняк Гвидо находился на возвышенности, город лежал внизу и был затоплен сигнальными огнями. Пламя отражалось в безразличном спокойном море и там, где вода изливалась потоками из канализационных тоннелей до того, как те исчезали под каменными люками горбатых улиц. Небо полыхало: багрянец переливался в королевский пурпур, почти естественную тёмную синеву, затем вспыхивал мертвенным бледно-зелёным. Неспокойно было среди облаков. Грохотал гром, его рёв добавился к какофонии звуков.
В дом Гвидо ворвались. Что это? Осада? Война пришла на порог? Шорец в красной одежде (слои ткани, вместо шлема — тюрбан) поверх доспехов вышел вперед, он был немолод и вел за собой воинов. Одинаковая форма, выправка — значит, солдаты.
— Лорка, — произнес он, приложил кулак к груди и поклонился. Добавил что-то по-шорски, короткое и резкое.
— Снова нападение? — устало протянул Гвидо. Джо показалось, что он был слишком спокоен для хаоса вокруг. Снаружи кричали люди, сквозь их вопли он едва расслышал это, но услыхав — узнал, и игнорировать это больше не мог. Будто звериный вопль, многоголосый волчий вой. Сердце Джоланта трусливо зачастило, а боль в ноге стала невыносимой. Йорф. То, что в Йорфе, повторялось здесь. Монстры. Химеры. Это они напали на Сантацио, город Поющего народа. Дом, где он был рожден.
Где умерла его мать.
— Где мой лук? Где мои стрелы? — заглушил он трусость рычанием. Улыбка на лице Гвидо была неприятной, широкой и тонкой одновременно, она не коснулась глаз.
— Они тебе не понадобятся. Пошли со мной, брат. Я покажу тебе настоящую магию.
Он жестом указал Руби остаться на месте и, подобрав со стены факел, направился в подвалы. Вопил ребенок. Громко, срывающимся голосом пела шорка-кормилица. Чонса кричала одно и то же: «Что происходит, что происходит», и Джолант подумал, что Гвидо сейчас её выпустит, но медик открыл дверь в другую комнату. Ту, из которой на Джо глядела тьма с золотыми монетками.
— Выходи, Данте, — громким шепотом попросил медик, — Выходи. Время пришло.
Данте — мужчина, очень высокий и худой. Он вытолкнул свое тело из темницы, подтянувшись за дверной косяк. Джолант сразу заметил: с ним что-то не так. Одежда обвисла на его длинном теле. Но не это смутило его, а то, что пальцы мужчины заканчивались изогнутыми когтями. Мелкие чёрные кудри падали на глаза, совершенно звериные, и разума в них было с наперсток. Данте зарычал на Гвидо, и стало видно, что у него что-то не так с челюстью, и то, что зубы у него были острыми, как у дикого пса. В полумраке, полном звона колоколов и воя тварей, он выглядел настоящей нечистью, монстром, что жил в этих подземельях задолго до того, как здесь возвели свои жилища люди.
Данте был малефиком. О нем говорил Гвидо. Первый удачный опыт. Джо ощутил его нечеловеческую силу… и безумие. Останься Джолант ключником, он вынужден был бы прикончить это одержимое существо прямо здесь и сейчас. Да к черту — он потянулся за баллоком Брока, но Гвидо остановил его руку.
— Он не навредит нам. Данте в себе. Верно, Данте? Ты же поможешь?
Малефик дернул лохматой башкой. Там, где на шее натянулись жилы, из-под кожи бил холодный свет. Он складывался в ручейки, мерцающие, как брюшки светлячков в ритме быстрого пульса. Данте с трудом сделал вдох, сглотнул и проговорил, странно, искаженно из-за своей полузвериной пасти:
— Ещ-щ-ще. Ме нур-р-ржн-но ещ-щ-ще.
Ихор, понял Джолант. Кровь богов. Он полон ей и жаждет больше. Возможно, только она держит его в себе. Джо покосился на своего брата с почти суеверным ужасом. Что же он наделал? Разве разумно давать такую субстанцию, как кровь богов — малефикам?
Гвидо кивнул.
— Получишь. А теперь пойдем с нами.
Он бесстрашно развернулся, подставляя спину дикому зверю. Джо не рискнул — шел позади, отмечая, как странно сутуло двигается это создание. Вслед им что-то полуразумно кричала Чонса, но он был так поражен увиденным, что не разобрал и слова. Понял только — уже не «что происходит».
Так они и вышли в Сантацио. Гвидо шел впереди, следом за ним зверочеловек Данте, что возвышался над медиком почти на две головы, потом Джо и — бесстрашное шорское воинство. Пол-дюжины воинов зашло в особняк Лорки, еще две дюжины ждали снаружи.
На Сантацио рухнул дождь, солоноватый из-за близости моря. Ночной город во вспышках молний был красив, не похож на города в сердце Бринмора. Джо совсем его не помнил, хотя рос здесь. Под Шором город изменился. Канализация, акведуки между гор на востоке. Дома из белого камня. Стук капель по славно уложенной черепице. До полукруга стены на севере они добрались за десять минут, не более, но колокола к тому времени будто охрипли. Там, где проходила стража, хлопали крепкие двери и опускались засовы, гасли огни и слышался плач из-за стен. Химеры ударили в торговые врата со стороны Бринмора. Спустились с гор? В сиянии небесного огня Джолант видел их уродливые формы: перепончатые крылья, змееподобные тела, тупые черепоподобные морды с длинными языками, что пробовали на вкус дождь и воздух. Кажется, их телеса были слишком тяжелы для полета, но острые крючья на
