Генри Олди - Маг в законе. Том 1

Одновременно, как по команде, взвыли белугой дородная Марфа с дочерью.

– Цыть, дуры! – рявкнул Карп, и бабы заткнулись, как отрезало. – Ты чего, Силантий, очумел?! Это ж Филат!

И вправду, Филат!

Впору встать, посчитаться за его полено… Одна беда: выполнять свое обещание и отрывать падлюке его дурную башку у тебя не было сейчас никакого желания.

Не до старых счетов – новые нарастают.

Кстати, за спиной гостя в сенях маячила корявая громада Федьки Сохача. Не один пришел пьяндыжка, ума хватило.

– Што ж вы, ироды, творите?! – почти сразу же опомнился изрядно побледневший Филат. – Девку мою, стал-быть, спортить удумали?! Ты, душегубец!

В два шага мужичонка оказался возле Петюнечки и с размаху приложился костистым кулаком к ухмылке «артельщика». Откуда только силы взялись! Лупатый, не ожидавший от Филата подобной прыти, кувыркнулся с лавки под стеночку – а гневный Акулькин родитель, не теряя времени даром, ухватил за ухо дочь, пьяно моргавшую круглыми глазенками, и повернулся тащить ее вон из разгульной избы.

– Вот мамка тебе дома… – успел еще пообещать Луковка.

И вдруг поперхнулся.

Захрипел, забулькал, удивленно охнув; стал медленно заваливаться набок.

Лег тихо, без судорог.

Лупатый еще раз коротко сунул финку, отливающую багрянцем, Филату в правый бок, туда, где печень, и отпрыгнул назад, зацепив край стола.

Потекли звоном бутылки.

Только теперь бедный пьяница вдруг охнул по-новой, мелко засучил ногами. Акулька не удержалась, упала сверху, забормотала: "Тять, што с тобой? што с тобой, тять, а? тять…" – осеклась, поднесла к глазам ладошку, липко выпачканную красным. Уставилась без толку, моргнула раз, другой – и тоненько, по-собачьи заскулив, полезла на карачках под стол.

В избе все словно застыло. Время подернулось хрупкой корочкой льда, словно ноябрьская лужица, – вот-вот хрустнет под сапогом. И первым разорвал наваждение, как ни странно, оставшийся стоять в дверях Федюньша.

– Ты што наделал, луподыр поганый? – его взгляд уперся в Лупатого, словно норовя прожечь убийцу насвозь. – Ты ж его… ты ж убил его, да?

Детский вопрос прозвучал смешно; смешно и страшно.

– Убил, – ласково осклабился Петюнечка, выпуская на волю спрятанное до поры безумие. – И тебя сейчас порешу. Хошь? Ну, иди сюда, иди!..

Федор послушно шагнул вперед. Сразу став ловким, «артельщик» рванулся навстречу, ткнул клинком снизу, в живот – но каким-то чудом Сохач перехватил его руку с ножом на полпути. Сжал так, что не вырвешься – Лупатого аж перекосило от боли, от тщетной натуги; и секундой позже кувалда тяжеленного Федькиного кулачища с хрустом ахнула Петюнечку в лоб.

Ровно посередке.

И сразу стало ясно: нет больше Лупатого.

Царствие небесное.

Федор Сохач хмуро посмотрел в стекленеющие глаза своей жертвы, будто надеясь увидеть там что-то тихое, трепетное; неторопливо разжал пальцы. Тело мешком рухнуло на пол. И тут же, опрокидывая стол, на Федюньшу с ревом навалился Силантий, обхватил сзади ручищами, смял, не давая двинуться. Вновь в унисон подняли ор Марфа с дочкой, щенячьим тявканьем наслоился сверху Акулькин скулеж, и ты понял: пора!

Время!

Коротко глянул на Княгиню. Ответный кивок, и Рашкин взгляд указывает на сжавшуюся в комок и обхватившую голову руками Акульку. Хватай, мол! Спасешь девку – глядишь, и поверят тебе. Со свидетелем-то! Умница, Княгиня, в момент весь расклад просчитала. Ну, если пофартит уйти – глядишь, и пеньковый ошейник с варавским мылом стороной минует…

Перепрыгнуть через поваленный стол, кинуть девку на плечо – много ли времени надо? Всего ничего. Теперь – к двери.

На полпути ты оглядываешься.

Федюньша медленно, но неотвратимо разжимал медвежьи объятия Силантия, и разбойничек только кряхтел, не в силах ничего поделать. Вот ведь силища у парня! Где и нажил?..

Ты натыкаешься на Княгиню, едва не сбив ее с ног.

В чем дело?! Почему она еще здесь, а не снаружи?!

– Назад, мажье семя!

Поздно, поздно ты спохватился, глупый невезучий ром!

Вот он, Карпуха, стоит в дверях с карабином в руках. И по тому, как он держит оружие, ты понимаешь: не успеть, не выбить винтарь!

Дернешься – схлопочешь пулю.

Ты медленно пятишься, Княгиня тоже. Краем глаза успеваешь заметить: Федька с размаху бьет головой назад, в кровь расшибая душе-Силантию остатки его носа. Здоровяк валится на пол, корчится, гундосо воет – и приклад карабина обрушивается на Федькин затылок.

Сохач падает, как подкошенный.

Грохот выстрела. Пуля уходит в многострадальный потолок – и разом наступает тишина, в которой отчетливо клацает передергиваемый Карпом затвор.

Пять патронов в магазине; значит, осталось четыре.

Всем хватит.

– Та-а-ак, – медленно тянет Карп, озирая "поле брани". – Разбираться будем. Тимошка!

Из угла выбирается насмерть перетрусивший лосятник.

– Свяжи-ка этого, бугая. А после рассказывай: кого это ты сюда навел, падина?!

– …Дык дочка это Филатова! – оправдывался Тимошка, бегая глазками. – За нами увязалась. "На гулянку!" – и все тут. Ить куда девать было, Карп? – уже и пришли, почитай.

– Гнать надо было, – хмурый Карп ворочал шеей, будто желая разодрать ворот рубахи. – А теперь што? Теперь што, я тебя, дурака, спрашиваю?! Батьку ее Петюнечка кончил; этот, неприятная сила, Петра насмерть зашиб. Ить они ж молчать не станут, девка с лешаком-то! А порешим – в деревне хватятся. Да и ссылочные…

Карпуха покосился на вас с Княгиней.

Губами пожевал.

– Ин ладно, Бритого купец прислал, волей-неволей, не о том речь! А ты? – он пристально уставился на Княгиню.

– И меня прислал, – не задумываясь, ответила Рашель. – Говорила уже. Запамятовал, солдатик?

– Пошто?

– Не твоего ума дело. Бритому пару слов передать, по мажьей части. Тебе те слова слышать без надобности. А ты вцепился клещом! – по нужде, и то с тобой! «Попка» на вышке, вот ты кто, солдатик!..

– Ты мне зубы не заговаривай! – неожиданно озлился Карп. – Вот приедет купец, тогда и отвечу за грехи. Ежели што не так, сам первый и повинюсь перед вами обоими. А пока: запрем мы вас в овине, вместе с лешаком да девкой. От греха подальше. Думаете, не видал я, как вы убегти пытались, еще и девку с собой волокли? До утра посидите, чай, не околеете! А ты, Тимошка, дуй в Кус-Крендель, Ермолай Прокофьича буди да сюда тащи. Хучь волоком, хучь как. Пущай решает.

На полу заворочался душа-Силантий.

Сел; стонать принялся.

– Сбегут, – булькнул разбитым носом.

– Кто – сбегит?

– Эти. Колдуняки…

– А ить верно. Могут, – всерьез задумался Карпуха. – Только отчего ж раньше не сбегли?