Ольга Зима - О чем поет вереск (СИ)
— И как мы будем отсюда спускаться?
— Обычно я спускаюсь тем же путем, что и поднимаюсь, — Мэллин кивнул за перила, а Мидиру стало дурно от вырисовывающихся отдельными мокрыми бликами камней.
Сейчас волчий король не мог бы с уверенностью сказать, как он сюда залез. Видимо, чудом. Мэллин тем временем продолжал с неким трепетом:
— Но сзади есть окно.
Мидир сжал и разжал кулаки, с удивлением оглядел слегка помятое после его хватки ограждение, подышал, посчитал до десяти и обратно несколько раз.
— Знаешь, Мэллин, право слово, если бы я не был так тебе сейчас благодарен, одним подзатыльником ты бы не отделался! — и чтобы не отступать от буквы закона, то есть своих слов, отвесил тот самый единственный воспитательный подзатыльник, чему Мэллин внезапно порадовался.
***
— А почему ты такой мокрый, мое сердце? — спрашивала Этайн, помогая стянуть прилипшую к телу одежду.
— Не спрашивай! Могу согреться об тебя!
Этайн взвизгнула от прикосновений его холодных ладоней.
— И ты очень устал, раз не стал сушиться магией! Где ты был?
— Ты будешь смеяться. Мы с Мэллином…
— Что? — испуганно встрепенулась его птица. — Подрались? Я слышала какие-то звуки, но они показались мне прекрасными!
— Пели! Мы пели на крыше. Я раньше пел! — с легким вызовом признался Мидир. — Иногда. Очень давно.
— Я не буду смеяться!
— А глаза смеются! — обвинил он.
Упал на постель вместе с хохочущей Этайн и с головой укрылся теплым одеялом.
— Я так люблю тебя, Мидир! — прозвучало даром старых богов, которых нет.
***
Седьмой день, вернее, вечер, стал лучшим подарком. Многое оказалось не тем, чем виделось. Джаред успел подружиться с Аланом. Светящиеся птицы ели и не кусались — когда их кормила Этайн. Вредный наследный принц, его вечная головная боль, внезапно стал любящим младшим братом. Может, и был таким, просто он не видел, не замечал, будучи погруженным в заботы на протяжении не одного столетия? А его Двор, его дом помимо того, большого, стал еще и просто домом, где Мидира ждала нежная, любящая Этайн.
Глава 20. Вереск и объявление войны
Ведомый больше звериным чутьем, чем разумной мыслью, волчий король настоял, чтобы Этайн не снимала корону. Поэтому они, накидав побольше подушек в изголовье, так и задремали полусидя-полулежа.
Вернее, дремала Этайн, а Мидир отодвинулся немного, чтобы разглядеть получше свое краденое солнце.
Благородный разворот плеч, совершенной формы грудь… По черному сумраку шелка привольно разбежались медные кудри, лунным серебром сияла кожа. Вот только четкие брови Этайн были сведены тревожно, а Мидир не посмел на этот раз заглянуть в ее сон.
Волчий король поправил розовое, теплое, специально для Этайн изготовленное покрывало, заправил прядку за ушко. Согнув пальцы из боязни выпустить когти, спустился тыльной стороной от одного виска, по скуле через теплые губы… Мягко поднялся к другому виску — и складка меж бровей разгладилась.
— Мой Фрох…
— Я не сплю, нет, любовь моя, — прошептала Этайн еле разборчиво.
На миг приоткрыла хризолитовые очи, в которых отразилась желтизна его глаз. Мидир спешно спрятал волчий блеск и втянул клыки, злясь на себя за щенячью невыдержанность.
— Какой чудесный сон мне снится, мое сердце… Жаль, — переметнувшись на спину и раскинув руки, с невыносимой печалью вымолвила Этайн. — Как жаль…
— Что, моя прекрасная?
— Что это все не взаправду, — прикрыв веки, еле слышно ответила Этайн.
Мидир отшатнулся, словно напоровшись на лезвие.
Этайн закинула локоть за голову, потерла висок под обручем, затем, опустив руку, оттянула змейку на шее и застонала как от боли. Желание потрясти ее и вырвать слова любви пропало.
Смиряться с чем-то было не в характере Мидира, но теперь он именно что смирялся. Не со своим неистовым вожделением, хоть и с ним — тоже. Больше — со странным, щемящим чувством, что никак не хотело покидать его сердце. Но не с грустью его женщины. Он будет очень терпеливым! Мидир отвел ее руку от горла и переплел пальцы Этайн со своими.
— Моя красавица, есть такие видения, что длятся вечность, — прошептал Мидир. И кровь вмиг забурлила, разлила темное, дикое желание по телу от ее простых слов:
— Мой волк!
Он обвел кончиком языка приоткрытые губы, нежа, шаля, вытягивая Этайн из ее полуяви-полусна. Скользнул по острым граням жемчужных зубов, по сладкой влаге языка, глубже, глубже… Окончательно лишил дыхания и спросил на судорожном вдохе:
— Сейчас — тоже сон?
Ресницы, затрепетав, распахнулись удивленно. Глаза туманились уже не сном:
— Кажется… Кажется, не-е-ет, — в мелодичном голосе звенели колокольчики, возвращая Этайн из нехорошего забытья к нему и его миру.
— Надо повторить. Так кажется или нет?
— Мой волк! Ты само коварство! — простонала Этайн и потянулась к нему.
Он открывал ее для себя и для нее тоже. Гладил и нежил каждый лепесток его вереска, до просьб о милости, до всхлипов и стонов. Кожа горела, их пальцы сплетались, как и тела… И когда отзвучал гул второго удара башенных часов, а обруч так и остался на голове его королевы, Мидир ухмыльнулся сыто и умиротворенно.
Но слишком тревожен был сегодня сам воздух, слишком бдительно звезды смотрели с небес, слишком грозно предупреждал о чем-то сам замок его предков.
Горшок в очередной раз опустел — одинокий цветок упал с него, как последний лепесток увядшей розы в старой легенде. Но сегодня это не так сильно задело бывшего бога, нынешнего короля Благого Двора.
Вереск лежал одиноко и грустно на черном камне. Шевельнулся без ветра. Мидир потянулся к нему, но цветок отодвинулся.
В его замке почти не было магии, тем паче, магии, не подчиняющейся ему, и волчий король насторожился. Вытянул когти, накрыл бутон, но тот внезапно оказался лежащим поверх его руки. Цветок потянулся, раскрылся, словно морская звезда, вывернулся, меняя размер и форму, и обнаженная Этайн, благоухающая вереском, потянулась к нему руками из его центра. Ее руки переплелись, вытянулись; он попытался поймать ее, но она рыбкой выскользнула в синюю волну, внезапно залившую спальню. Удержать ее было нельзя и отпустить невозможно; солнце слепило глаза, но нырнул за ней, понимая, что пути назад нет, что он не вынырнет; но он готов было жить под водой или умереть там, лишь бы с Этайн. Кожу неимоверно щипало, но оно того стоило. Мидир ударил выросшим хвостом, поймал дерзко смеющуюся рыбу с рыжими плавниками и зелеными глазами, и тут…
— Мой король, прошу простить, — голос Джареда вытягивал из столь сладостных грез, что хотелось рыкнуть и обвалить своды Черного замка на того, кто посмел нарушить покой его короля. Который все-таки уснул!
— Миди-и-ир, тебя Джаред зовет, — прошептала разомлевшая Этайн, не открывая глаз.
— Откуда ты…
— Нет-нет, я не разбираю слов, но его голос как тихий-тихий стук. Очень настойчивый. Прости, любимый, — всхлипнула она со смешком. — Он не волк, а дятел просто. Ответь ему, любовь моя, а то так и будет стучаться в голову.
— Советник, это, видимо, что-то очень срочное?
— О да. Мой король, в тронный зал. Прошу поторопиться.
Мидир, махом надев одежду, зашипел, едва сдерживая рычание: вся кожа, которой он прижимался к Этайн в два часа по полуночи, была обожжена, словно он трогал не женщину, а раскаленной металл.
***
Мидир с Джаредом смотрели на ледяной посох, ударивший в пол так, что во все стороны зазмеились трещины. Он подтаивал все быстрее и наконец исчез, а то малое отверстие, что оставалось для связи с Верхним миром, схлопнулось. А зале загудело и повеяло холодом.
Намотанная на посох бумага жалко мокла в луже, почему-то грязной. Замок чавкнул недовольно, втягивая воду, и пол вновь заблестел черным зеркалом с редкими серебристыми искрами.
— Давно появился? — спросил Мидир, не сводя взгляда с бумаги.
— В два ночи.
— Как по часам.
— В то самое время, — тихо произнес советник. Выглядел необычно задумчивым и даже встревоженным. Мидир в ответ лишь приподнял верхнюю губу. — Что говорят Не-сущие-свет?
— Ничего!
— Ничего хорошего или…
— Вообще ничего. Черная глухая стена, словно там все умерли.
— До этого счастья нам, как пешкодралом до Северного моря, — заявил появившийся в дверях взъерошенный Мэллин. — Сдается мне, не люди объявили нам войну.
Он достал из лужи бумагу и прочитал:
— «Верни Этайн!» Ого! Отрыжка дракона!
— Мэллин! — не выдержал Мидир.
— Фоморов хвост! — выпалил брат, и волчий король кивнул согласно. — У друидов на нее большие планы. Подавитесь, серые заразы!.. Что-то они разговорчивы сегодня…
