Альберт Зеличенок - Посиделки в межпланетной таверне «Форма Сущности» (СИ)

Мама замолчала.

— Ну а дальше? — вскричал я, заинтригованный. — Что их дома-то ждёт?

— Дальше старичок ничего не успел сказать. Огорченный и шокированный Самсобой испепелил его. И радостно вздохнули тридцать семь небес и тринадцать глубин, ибо они опасались, что старец, отыскав страну Ых и поймав кайф, достигнет такой духовной силы, что станет вмешиваться в судьбы небо- и адожителей и управлять ими; а он уже и без того сидел у них в печенках со своими вечными жалобами на здоровье и плохое качество обслуживания в магазинах и аптеках. Таким образом, пилигрим сгинул под всеобщие аплодисменты, но заклятие-то осталось. Вот потому ты, сынок, и чувствуешь ныне необъяснимое возбуждение и неодолимое желание вступить на тропу войны и подвигов.

— С чего ты взяла? — изумился я. — Ничего подобного я не ощущаю. Как раз наоборот, я бы сейчас съел чего-нибудь вкусненькое, поиграл в аэрогольф с дядей Спраем или с папой, а потом бы соснул часок с основным составом моей коллекции.

Тут я кое-что вспомнил, связал вместе некоторые нити её рассказа (который я вам передаю в достаточно усовершенствованном виде), и меня осенили:

— Постой, мама, что же это, наша урна для костей?..

— Да, Лёва, это Чаша Святого Грааля. Лет триста назад твой папа подобрал её в лесу, приняв за чашечку для бритья, и с тех пор она висит над нами, как дамоклов мяч — беда с этими мифологическими сравнениями, никогда не знаешь точно, что они означают. Это всё равно как сизифов труп — зловеще, но красиво. Или бездонная вагина, которую должны постоянно наполнять Данаиды — но эту историю тебе ещё рано слушать. Что только мы ни делали с колдовским сосудом: и в речке топили, и в покер соседям проигрывали, и в Россию под видом гуманитарной помощи направляли — ничто его не берёт. Проходит несколько дней — и он снова на прежнем месте, и такая от него по всему дому благодать — не продыхнуть. Нетопыри — и те сбежали. А сколько раз из-за него проезжие паладины наш дворец громили — и не сосчитать. Ворвётся, бывало, всех зомбей до дрожи запугает, посуду перебьёт, старенького дедушку мечом ткнёт — и к Чаше. Потянется к ней ручонками шаловливыми, глаза горят, зубы щёлкают — аж пломбы по полу горохом… Тут, естественно, молния, гром, куст какой-нибудь неопалимый и голос из облаков: я тебе, дескать, задам! А он уж, болезный, на коленях, последние волосья с плеши рвет и голосит: ах, я недостойный рыцарь, искусам поддавался, соблазнов не избегал, сказать, что замечен в порочащих связях, — значит, ничего не сказать. Я в монастырь отправлюсь, я в пустыню уйду. Потрепыхается так в конвульсиях с полчасика, успокоится, отойдёт, отдохнёт — и за дверь, снова на турнирах биться, живность экзотическую истреблять и повышать сексуальное образование сельского населения. А Чаша здесь остается, с нами. Правда, последние полтораста лет, когда мы её под мусор догадались использовать, вроде полегче стало. По крайней мере, прекратили по ночам ангелы являться и этими… как их… кимвалами бряцать. Но окончательно избавить нашу семью от сего… предмета можешь только ты, Полусредний!

Вот так я был повёрстан в герои. Не могу сказать, что эта перспектива меня прельщала, но мама намекнула на возможность потери престижа, жилплощади и материального вспомоществования…

— Слушай, а если я просто выйду на большую дорогу, покараулю одинокого рыцаря, сражусь с ним и, пользуясь фактором внезапности, всучу ему этот кубок? И дело с концом!

— Нет, Левый, так нельзя. Всё-таки мы, драконы, — хранители традиций. Если уж мы уклонимся от исполнения своих обязанностей, то наш мир, и так не слишком мудро устроенный, превратится в сущий бедлам — право, не знаю, что это означает. Ты действительно можешь начать с торного пути, но затем должен свернуть на нехоженые тропы и продвигаться трассой тягот и лишений. Тебя ждут непроходимые чащи и бездонные моря, кровожадные монстры и потерявшие всякий человеческий облик рыцари. Покажи себя во всем блеске, Левый Полусредний!

Тебе также встретятся разнообразные искушения в виде вина, еды, золота, человечьих и драконьих самок — не избегай их. Помни: славу драконьему племени как раз и принесло сочетание мощи с мелкими, простительными слабостями. Если где-нибудь предоставится возможность сжечь городок-другой или хорошенько пограбить — воспользуйся ею. Надо же и о чести рода подумать! Но помни: главная твоя цель лежит далеко на западе. Там огромные площади заняты полями зерновых, находящимися в коллективной собственности и потому отравленных гербицидами, задушенных сорняками и выжженных солнцем.

В самом сердце этой полумёртвой зоны стеной поднялись над землей сверкающие непереносимым для глаз блеском Кисломолочные горы. Немногочисленные проходы и тайные тропы в горах охраняет эльфийская гвардия. Это не те безобидные эльфы с крылышками, к которым ты привык и которые порхают неглиже на солнечных полянках и по ошибке вступают в противоестественные половые сношения с зазевавшимися бабочками. Нет, это нелетучие эльфы-переростки под два метра, жестокие, кровожадные, безжалостные. Их девицы страдают половой гиперактивностью и бросаются на всё, что движется, а их мужчины готовы зарезать кого угодно из высших идейных соображений. Берегись их, сынок, и постарайся не попадаться в их длинные, цепкие пальцы.

В центре горного кольца возносит к небу заостренные башни белый замок Абар-Кадабр, названный так в честь братьев, построивших и его, и парную к нему цитадель Кадабр-Абар, расположенную вне Кисломолочной системы и ныне сданную в аренду под ресторан «Макдональдс». В белом замке проживает великий чародей Васильич. В прежние времена он был воином. дуэлянтом, жуиром и вообще роковым мужчиной, но с возрастом остепенился, увлекся позитивной магией и стал положи тельным до полного отвращения. Только он в силах освободить тебя от Чаши, но как добиться его согласия — Бог весть. Скорее всего, это невозможно, но ты ведь добровольно принял на себя эту ношу.

— Добровольно?!!

— Конечно. Я тебя, во всяком случае, не уговаривала.

Мама всегда передёргивала во время игры в карты.

Период сборов я опущу. Когда мы уже прощались, папа прижал меня тремя лапами к головогруди и сказал секретным голосом (примерно вдвое тише обыкновенного):

— Последнее напутствие, сынок. Мы, драконы, слывём существами мудрыми, поэтому, если ляпнешь какую-нибудь глупость, делай загадочный вид. Пусть ищут в твоих словах второе дно, а ты им не мешай и избегай разъяснений. Надо все же реноме хранить. Не позорь наш род, Левый, но и не прославляй сверх необходимого. От этого суета одна и беспокойство. Помни: сон — вторая пища, но настоящая еда лучше. Пиши с дороги. Ну, счастливо.