Фаня Шифман - Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт

Огромный экран, установленный между воронками, развернулся и повернулся лицом к массам, кланяясь то одной группе учениц, то другой. Посветлело. Двор заливал ядовито-зелёный свет, время от времени отливающий гнойно-молочным. Ширли с Ренаной с изумлением увидели отплясывающих по всему полю экрана… вроде бы весёлых облачат. Может, кому-то они могли напомнить тех, которых (и это знали все в ульпене!) рисовала Ширли. На самом деле — ничего похожего! Ширли схватила Ренану за руку и ошеломлённо пробормотала: «Что же это такое?!» С экрана им злобно ухмылялись хаотически кружащиеся в бешеном рваном ритме создания, в основном белёсо-жёлтых и зеленовато-молочных оттенков… Их косящие в разные стороны глазки были изображены в виде то скручивающихся, то раскручивающихся спиралей — и всё это в такт с синкопическими взвываниями и диссонирующими переливами силонофона. Ширли вспомнила свой сон, тихо вскрикнула и пробормотала:

«Нет! Не может быть… Это силонокулл-тучи — из сна…» Они носились по всей поверхности экрана, и сквозь них падали, падали, падали — под аритмичный звон и грохот ботлофона, — всевозможные геометрические тела и фигуры тех же оттенков подобающей цветовой гаммы, и больше всего там было бешено скручивающихся и раскручивающихся спиралей. Экран услужливо кланялся то в одну сторону, то в другую, как бы давая понять: да будет фиолетовой молодёжи доступен кобуй-тетрис, пусть же и фиолетовые насладятся обновлёнными весёлыми облачатами, творением их соученицы, стремительно бегущими вдогонку за прогрессивной силонокулл-модой — в стремлении не только догнать её, но и перегнать.

Ширли медленно, словно бы в забытьи, проговорила: «Теперь я понимаю, о какой заработанной мною огромной сумме обмолвился папа в Австралии. Как-то давно он попросил у меня мои рисунки… как раз эту серию — весёлые облачата… Я не знала, зачем они ему, да и не стала спрашивать… мало ли, зачем папа просит мои рисунки! А вот оно что оказалось…» — эти слова прозвучали с невыразимой горечью. Ренана с удивлением уставилась на неё: «О чём ты, Шир?» Но Ширли как будто не слышала — она и не хотела, и не могла отвести глаз от шокирующей картины издевательства над её любимыми рисунками.

Вдруг до них донёсся громкий, нервный, на грани истерики, смех из угла, где собрались Мерав и её подружки: «А мы и не знали, что в ульпене учится верная поклонница силонокулла! Теперь все могут убедиться: она продала в СТАФИ свои работы!» — «Уметь надо, девушки! Интересно, сколько она на этом огребла?» — «Ну, что вы хотите: сестра братьев Блох, друзей Тимми Пительмана, отличников охранной службы дубонов Кошеля Шибушича!» — «Наша ульпена должна гордиться такой ученицей!» — «Спасибо тебе, хавера Блох!» — глядя прямо Ширли в лицо, выкрикнула, подойдя чуть не вплотную к ней, Мерав. Ширли устало посмотрела на неё: «Ты всё ещё тут?

Ведь ты, помнится, ушла от нас в студию Дова Бар-Зеэвува!» — «Да, я там учусь, — горделиво повела плечами Мерав, и её глаза ехидно сверкнули. — Я просто пришла к подругам в гости. И вижу — не зря и очень вовремя!» — «Ты о чём?» — «О том самом!

Как это тебе удаётся? С одной стороны дружишь со злостными антистримерами, а с другой — крутая фанатка силонокулла! Где же ты — настоящая?» Мерива с подружками окружили её, с ироническим презрением переглядываясь между собой и оглядываясь на окружающих учениц, чтобы привлечь их внимание.

«Проснись и пой! И не забудь принять антишизин — по утрам столовую ложку натощак!» — вмешалась в разговор Ренана. Мерав с некоторой долей испуга бросила на неё мимолётный взгляд и снова ехидно уставилась на Ширли. Ширли помолчала, разглядывая Мерав и её компанию, потом отозвалась: «Ты что, с дуба рухнула? Мои весёлые облачата были в моих альбомах, все их видели. А то, что здесь… Да ничего общего с моими работами!» — «Ну, конечно! Кто тебе поверит! Ты ещё скажи, что случайно выбрали для важного проекта работы не ученика нормальной гимназии, не талантливого студийца Дова Бар-Зеэвува, а ученицы фиолетовой меирийской ульпены?! Знаешь, какие у нас в студии таланты пробиться не могут?! Ты что, нас за идиотов держишь, бездарь, примазавшаяся к фиолетовым?» — уже чуть не со злыми слезами в голосе выкрикнула Мерав. — «Кто ж виноват, что твои серии карикатур их не вдохновили: даже на взгляд дубонов слишком злобными оказались! Хотя — не спорю! — в таланте тебе не откажешь!» И снова встряла Ренана: «Талант злобности — тоже талант… к сожалению! Весьма своеобразный, но… — никуда не денешься! — талант!..» — «Заткнись!» — лицо Мерав исказилось. Ширли даже стало жаль её. Она отстранилась от Мерав, костлявое лицо которой слишком приблизилось к её лицу, и бросила: «Чего ты сюда припёрлась? Если к твоим подругам-зомбикам, то с ними и общайся, а нас оставь в покое!» «Шир, что ты зомбиков слушаешь! — как бы услышав её мысли, воскликнула Ренана, бросившись подруге на помощь. — Это же не мы с тобой на Турнире голосовали за «Петеков» или «Шавшеветов»! Только всё равно никто их в далетарочки не примет, как бы они их ни вылизывали!» — голос Ренаны звенел от ярости, едва не заглушая еле слышные вкрадчивые взвывания силонофона. — «Крутая ты наша! — прошипела Мерав в лицо Ренане: — Давно никого не избивала?.. А кстати, твоего boy-friend-а ещё не посадили?» Ренана сжала кулаки и пристально уставилась на Мерав, та тут же сделала шаг назад: «Я ничего… Просто нам с девочками интересно, сколько этой тихоне заплатили за бездарную мазню, которую она так ловко пристроила! Разве нельзя?» — Мерав резко вытянула палец в сторону Ширли. Стоящая немного позади Мерав невысокая девица обронила: «Не иначе, на подруг доносы пишет… А иначе как пролезешь… Рисуночки-то — непроходимая серость…» — «Ну, насчёт доносов — это ты, Мерива, у сестрицы спроси! Вы обе — крупные специалистки по сплетням и доносам. Лучше расскажи, как вашим boy-friend-ам в дубонах служится? Сколько подростков они зверски избили на Турнире, ни за что, ни про что в тюрьмы покидали? Вот о чём лучше потолкуем!» — «А-а-а! Тебе завидно, что мой папа — большой человек на фирме СТАФИ! А где твой папочка? А-а-а! Не знаешь! Ну, ничего, узнаешь, узнаешь — как бы это спесь тебе не сбило!» — «Оставим наших отцов в покое!» — рассвирепела Ренана, голос её зазвенел, и глаза сверкнули, на сей раз от закипавших слёз: Мерав ударила по самому больному. — «Нет, зачем же! Твой папочка — это все знают! — скрытый антистример, который хотел себе присвоить достижения моего папы! А её daddy — разработку папиного босса Пительмана!

Поэтому меня и интересует, как этой бездари, дочери бездарного отца, возомнившего себя гением, удалось продать свою дурацкую мазню! — провозгласила Мерав таким громким и скрипучим голосом, что могла бы соперничать не только с одной гребёнкой группы «Петек Лаван», но и с ботлофоном. — И это когда в студии Дова просто масса талантливых проектов, каждый мог быть представлен для оформления «Цедефошрии»!" — голос Мерав сошёл на звенящий визг.