Ахэнне - Virgo Regina

В данный момент пригодилось бы последнее.

Альтаир поправил прическу, сплетенные во множество тонких косичек иссиня-черные волосы:

— Госпожа, могу ли я быть полезен вам в этом задании?

Елейный тон. Альтаир побаивался хозяйку. Хрупкая зеленоглазая женщина в гневе способна не только отправить к палачам, но и банально выцарапать глаза. Или кастрировать изящным ножом для фруктов — подобная участь постигла одного из предшественников Альтаира, и он изо всех сил старался не повторять ошибок.

Гвендолин спрыгнула с кровати. На фоне бесконечных, похожих на устричные створки, штор и занавесей, она казалась очередным украшением спальни — не более. Альтаир втянул приторный аромат благовонных свечей, и подумал, что хозяйка теряется среди ковров и шелкового шелеста, каких-то безделушек — статуэток, ковриков, разбросанных по полу туфель и одежды.

Большая комната и маленькая женщина.

Госпожа.

Она оглянулась. Альтаир поспешно принял подобострастную позу — что было нелегко в обнаженном виде, он прикрылся ладонями.

— Полезен? — протянула Гвендолин. — Трахаться-то ты умеешь, а вот найти этого…как там его определила Королева…

Гвендолин схватилась за голову. Попытка расслабиться с помощью хорошего секса явно провалилась. Задание Королевы нужно выполнить, и желательно поскорее.

Да-да, сроку неделя, она помнит.

— Ты ведь почти не общаешься с 'низшими', - Гвендолин словно рассуждала вслух. Но последовала пауза, и Альтаир уловил: имеет право ответить.

— Вы не правы, госпожа. Я живу отдельно от остальных, но это не мешает мне контактировать с ними… — он скользнул к ней, сидя на полу обнял за колени: — Не со всеми, разумеется, но с техниками, а они — со слугами и так далее. Конвейер своего рода. Ох…

Он сжался, чтобы не вскрикнуть: в щеку впились пять ярко-розовых ногтей, острых, будто акульи зубы. Отпечатками поползла кровь.

— Не воображай себя умнее всех, раб, — холодно проговорила Гвендолин. Высвободилась из объятий, затушила жирную густо-желтую свечу.

— Впрочем, идея неплоха, — вернулась к замершему Альтаиру. По лицу его стекали тонкие алые полоски, Гвендолин размазала их по заостренной скуле и длинной шее раба. — Иди сюда, Альтаир, — почти нежно. Альтаир соорудил улыбку и прильнул к своевольной и всемогущей госпоже.

Она целовала его, губы были горячи, но сами поцелуи подобны осенним заморозкам. Альтаир чувствовал себя на экзамене. Внутри звенел безымянный нерв — сигнализация 'опасно!'

— Итак, ты займешься этим. Королева дала мне неделю сроку, — Гвендолин поморщилась, выговорив эти слова, будто зачитала отрывок из собственного приговора. Дочери — не рабыни, но… — Тебе я дам меньше, пять дней. Техники, слуги, делай как знаешь. Я ничего не смыслю в певчих для хора Королевы, ты тоже, но эти яйцеголовые… — Гвендолин недолюбливала техников, именно они учиняли бунты. Всего дважды в истории колонии, а зачинщиков потом располосовали заживо тупыми ножами. Но техникам член Сената не доверяла.

— Пусть протестируют, обеспечь необходимым оборудованием, если потребуется.

Альтаир слушал, опустив голову, чтобы казаться ниже и избежать визуального контакта. На коврике узоры в форме лиан и цветов, надо же.

'Яйцеголовые'…черт, как же устроить? Обычно Королева сама указывала, кого привести, называла по имени — если хозяйка и не помнила, всегда можно глянуть по картотеке. А тут какое-то испытание.

Снова задрожал нерв-сигнализация.

Испытание госпоже — неприятности и рабам.

Что же, Альтаир постарается. Ради собственного благополучия… ради собственной накачанной задницы, как сказал бы техник Камилл, давний знакомец Альтаира.

Вот к нему и можно обратиться. Он вроде у 'яйцеголовых' главный.

— Все, довольно, — Гвендолин присела на кровать, потом легла в рисовано-уставшей позе.

Альтаир вздернул тонкую бровь:

— Мне остаться и скрасить ваш досуг, госпожа?

— Нет. Действуй — чем быстрее мы найдем нужного и отправим его Королеве, тем лучше.

Альтаир поклонился, подобрал узкие виниловые брюки и полупрозрачную рубашку-сеточку — обычную для 'породистого самца' униформу. Оделся уже за дверью покоев госпожи, в прохладном и темном коридоре с округлым конусовидным потолком.

Там же и перевел дух.

В близости к госпоже свои плюсы и минусы, но плюсов, несомненно, больше. Мало кто в колонии может небрежно обронить фразу: 'Я никогда не спал с мужчиной', а потом наслаждаться восхищенно-завистливыми взглядами, похожими на стаи нетопырей, вспугнутых неоновой лампой. О мелочах вроде персонального дома — пусть и пристройки, но своего и даже с парочкой личных слуг можно не упоминать.

Что ж, за такое стоит постараться не только в постели.

Пошевелить виниловой задницей, так?

Альтаир проходил мимо ростового зеркала, отразившего в том числе указанную часть тела. Ухмыльнулся.

Всего-то потормошить Камилла и прочих. Нетрудное задание, а он заработает лишних очков у хозяйки.

Альтаир еще раз ухмыльнулся собственному отражению и зашагал в подсобку Камилла.

*

Идти Доминику было решительно некуда. Проскользнуть тихонько в барак вряд ли удастся: прошло мало времени, поймают и опять все снова.

При каждом шаге где-то под кожей подпрыгивала боль. Нет уж, пока Доминик не готов спасаться или принимать новую порцию 'развлечений'…

К техникам? Они всегда заняты механизмами, им плевать, если он тихонько посидит где-нибудь в уголке. Ничего не тронет, может, поспит часок-другой.

Но техники недолюбливают чужаков. 'Третьесортных' — пожалуй, менее чем 'элитников', и все-таки выгонят… Еще и затрещину отвесят. Жаль, что Камилл ушел из ангара…

Соваться на верхние уровни, где элитники и сама госпожа…. О таком Доминик и не мечтал. Вообще-то доводилось выполнять какую-то работу и наверху, кажется, начищать ботинки одному из самцов госпожи. По ошибке, не иначе. Привилегии работать наверху не каждый 'третьесортник' добивается.

Уж точно не он.

Ничтожество, вот именно.

Доминику так часто говорили это, швыряли вместе с плевком резкое, будто удар хлыстом, слово, что он и сам не воспринимал себя иначе.

Ничтожество.

Он озирался по сторонам, выбирая, куда же идти. Злая ирония: дворец госпожи размерами с хороший космический корабль, а спрятаться негде.

Невезучее ничтожество, мысленно уточнил Доминик. Без злости или жалости к себе. Обреченное спокойствие — еще одна универсальная эмоция, кажется, их немного. Обида и страдание — роскошь, непозволительная для…

Да-да, понятно, и все-таки, куда идти?