Майра - Крылья Радуги

– Что ты так долго? – спросил он, и его слова звоном маленьких колокольчиков отдались в мозгу Дагмарида, так как двум существам разных пород логичнее разговаривать мысленно, чем тратить время и силы на изображение звуков, которые они все равно не смогут должным образом воспроизвести. – Я успел трижды проголодаться, пока ты смотрел на эти бессмысленные значки на стене!

– Они не бессмысленны, маленький обжора, – возразил юноша. – Я не все из них понял, но то, что мне понятно, складывается в четкую схему. Смотри: вот дорога, которой мы пришли сюда. Нам встретились вот этот пищевой склад, и тот большой зал, где было много автоматов с напитками. Я всегда считал, что этот путь заканчивается бассейном – помнишь, где замечательные картинки, сложенные из кусочков цветного стекла? Но судя по этому плану, за бассейном еще немало интересного… Что может означать такой рисунок?

Они некоторое время молчали, рассматривая искусно изображенную семипалую руку – принятый на Уштандаре символ действующего глейнера. Это был служебный портал, предназначенный только для высоких чинов, он переносил во дворец Дагмаридов на поверхности планеты. С его помощью инженеры и биоконструкторы, занимавшиеся созданием подземного города, сообщались с чрезвычайными службами, которые контролировали проект. Проходы к глейнерам были скрыты от посторонних глаз, вот почему Дагмарид не натолкнулся ни на один из порталов во время своих странствий.

Выйти на поверхность планеты Дагмариду удалось лишь после долгих мытарств, поскольку автоматы отказывались пропускать его к порталу без противорадиационного скафандра, а обращаться со скафандрами юноше еще не доводилось. Когда же он достиг дворца, то был разочарован, не обнаружив там ничего интересного.

Всего шестьдесят циклов назад он нашел бы здесь пышный двор, расцвеченные сверкающими красками залы, гирлянды красноватых и розовых растений, оплетающие каменные карнизы (дворец Дагмаридов был выдолблен внутри цельной скалы, гранитные стены и балконы – украшены снаружи искусной резьбой), а за окнами ему открылся бы дивный вид на землю, где его предки пробудили к жизни и цветению сам камень. Теперь же перед ним были только пыль, плотно спекшийся пепел и печальные руины. Огромный, пугающий, темно-багровый шар светила стоял над этим мертвым миром, и на него уже можно было смотреть даже не щурясь. Дагмарид мало что знал о жизни звезд, но вид умирающего солнца подействовал на него угнетающе.

Уровень радиации еще был настолько велик, что даже в скафандре юноша вскоре почувствовал головокружение и удушье. Он был божеством, и лишь это спасло ему жизнь, любой смертный погиб бы, проведя на поверхности Уштандары даже четверть часа. Дагмарид, побродив по этой скучной, неподвижной земле намного дольше, вернулся в свое уютное подземное царство, заметив напоследок, что на одной из красноватых скал напротив дворцового окна вырезан большой знак портала – семипалая ладонь, в центре которой зачем-то помещено золотое солнце.

После этой прогулки у него сильно болели глаза, кожа лопалась на сгибах суставов и слезала клочьями, обнажая мясо, а во рту чувствовался сильный привкус крови. Много дней он провел в темноте, так как ему казалось, что свет – даже мягкий и ровный свет привычных ламп, скрытых в пластиковых панелях, – убивает его. Перед его закрытыми глазами вихрем неслись видения, но он не мог запомнить ни одного. Потом все чаще стала возникать ладонь с солнцем: она поворачивалась, и за ней отворялся темный провал, внутри которого виднелись смазанные, стремительно несущиеся навстречу огни… Дагмарид то сгорал в чудовищном жару, то окунался в ледяной озноб, и рядом не было никого, кто мог бы ему помочь. Верный Хапи горевал о нем, но был слишком мал, чтобы оказаться по-настоящему полезным.

В конце концов Дагмарид выздоровел, но надолго утратил желание снова пройти сквозь портал. Потребовалось не меньше пяти циклов, чтобы шрам в памяти окончательно изгладился, а любознательность вновь проснулась и привела юношу – через глейнер с рукой и солнцем – на Фечилию, песчаную планету, из космоса похожую на круглую головку жирного, солнечно-желтого сыра.

Хапи, беспрестанно ворча и гневно царапаясь, но при этом умирая от любопытства, отправился в путь на плече своего друга и господина.

ХАЛЛА ПЕСКА

Когда я размышляю о прошлом, господин мой, я неизменно слышу тихий шорох, как от пересыпания мельчайших гранул. Некто, лишенный зримого образа, подходит ко мне и становится за моей спиной, наблюдая через плечо, как я перебираю свои сокровища – жемчуг детства, и самоцветы молодости, и золотистые рубины зрелости, и бриллианты поздней мужественности, после которых нет ничего ценнее сапфиров мудрости, но их еще не подарила мне судьба. И незримый наблюдатель тихо вторит мне, никогда не сбиваясь со счета.

Если верить легендам, некогда на Фечилии шумели обильные леса. В крошечных храмах, которые то и дело встречаются среди ярко-желтых дюн, потолки непременно расписаны звездами, как будто видимыми сквозь густые ветви деревьев, а по колоннам вверх взбираются нарисованные или искусно вырезанные в камне вьюнки и лианы с яркими, раздражающе пестрыми цветами. Пол же непременно голубой или темно-синий и глянцево блестит, напоминая поверхность пруда в безветренную погоду.

В ту пору, когда Дагмарид покинул Уштандару через уцелевший портал, на Фечилии уже не было мест, с которых художники могли рисовать подобные картины, и храмы, воздвигнутые за последние сто циклов, были в разной степени поражены вымыслом, подобно тому, как смертных к старости начинают разъедать недуги. Нарисованные цветы делались все вычурнее и неестественнее, листья и стебли – все схематичнее, озерную поверхность пола теперь пронизывали частой сетью золотые и серебряные прожилки, колонны уже едва ли напоминали стволы… Истина приносилась в жертву красоте, ибо времена лесов все дальше уходили в область легенд, а вокруг царствовали пески и бушевали жестокие ветры.

Портал с ладонью и солнцем вывел Дагмарида в один из таких храмов. Со стен на молодого пришельца смотрели странные создания, гуляющие среди небывалых деревьев; на изукрашенных крюках, поддерживаемые прочными узорными цепями, висели скульптуры. С потолка, изображавшего звездное небо – вокруг каждой звезды виднелся яркий радужный ореол, – струился мягкий, совсем не звездный свет.

Для существа, лучше знакомого с обычаями фечилийцев, быстро стало бы ясно, что храм давно никем не посещался. В нем царило запустение. Скульптуры были тусклы от пыли, глянцевый пол покрывал тонкий слой мелкого песка, приятно ласкавшего ноги после жесткого холодного пластика подземелий Уштандары. Священный куст в углу, символизировавшем Обитель Предков, чрезмерно разросся: тонкие ветви его без должного ухода переплелись и спутались уродливыми клубками. Мелкие желтые цветы почти все увяли, плоды второго урожая еще не вызрели, а плоды первого – уже гнили, в беспорядке валяясь вокруг покрытого длинными шипами подножия.