Виктор Обухов - От тёмного пламени

Я чуть было не выронил их, заслышав вдали жуткий вопль. Мне вспомнилась та дурацкая кошка; и, хотя я вряд ли ее очень боялся, все ж не хотелось, чтоб она опять перепугала меня своим неожиданным появлением, — как тогда у скамейки. Я оглянулся, ища ее, — и вспомнил, что нахожусь в яме.

Надо было выбираться. Впрочем, это оказалось легко, потому что, оглядываясь, я увидел, что справа от меня по стенке ямы взбегает та самая светлая дорожка, которая привела меня сюда. Вверху она загибалась за край ямы и, верно, продолжалась по земле, внизу — начиналась от самого дна и шла по стенке зигзагом, словно поломанная. — Не было причин не доверять этой дорожке. Я подошел к ней.

Поломанной она казалась потому, что в стенке были вырублены ступеньки. — Ибо то, по чему я сейчас поднимался, более всего походило именно на ступеньки, вырубленные чьей-то рукой…

Опять донесся вой, и теперь показалось — совсем близко. Когда я поднял глаза, мне привиделась вверху голова, свесившаяся в яму. Не ручаюсь, что это и вправду была человеческая голова, но очень похоже: круглой формы, темное. Потом она исчезла, послышался шорох, и — опять показалось — по краю ямы пробежала какая-то тень, на мгновение сверкнув темным отливом. В следующее мгновение ее уже не было. Я вылез из ямы, отряхнул колени, распрямился — и обомлел: в трех-четырех шагах сидела проклятая кошка, и опять готовилась к прыжку… На этот раз не было сомнения: кошка упорно выслеживала именно м е н я… но зачем?

Впрочем, думать об этом было некогда. Я лихорадочно соображал, что делать… Но тут кошка повела себя странно. Забыв обо мне, она настороженно глядела куда-то за мое правое плечо… Мне показалось, что в ее желтых ненавидящих глазах мелькнул страх… Еще мгновение, и она, издав все тот же леденящий вопль, развернулась ко мне задом… но еще раз обернула морду и промяукала, — скорей, проклокотала, — что-то ужасное…

— Мне вот кажется, — перебил сам себя Сергей Сергеевич, — что она тогда проговорила какую-то фразу. На этом омерзительном языке… на котором со мной по телефону говорят. Но тогда, — или мне показалось? — я вроде разобрал в ее клокотании слова:

— Я ВЕРНУСЬ…

Проклокотав это, кошка бросилась наутек, тяжелыми, крупными скачками. Припадая при этом на переднюю левую лапу. Как можно было делать такие прыжки довольно тщедушному (пусть и выглядела она покрупнее обычных) зверю, да еще с больной лапой — не понимаю. Даже сейчас, когда мне известно больше, чем тогда. — Зашумели кусты; опять раздался вопль, — но теперь в нем сквозь ненависть улавливалась нотка страха. Треск становился все глуше, глуше, пока, наконец, совсем не затих.

— Ну, история!.. — Я вытер рукавом холодный пот с лица, сел у ямы и задумался. — Что за ночь такая?..

Ничего я не придумал. Мысли мои опять вернулись к кошке. — Что ей от меня надо? — Ведь я, во-первых, сильней, во-вторых, ничего ей не сделал. — Впрочем, лапу подшиб… Но она еще до этого была враждебна ко мне. Чем я ей не угодил?..

«А ведь если бы прыгнула, зараза, — точно бы в яму сбила. Выбрала же удачный момент, ничего не скажешь… Да, но чего она испугалась потом?..»

«Кошка насторожилась, глядя за мое правое плечо…» — Я вспомнил, где стоял тогда и, вернувшись на это место, обернул голову и поглядел. — Там ничего нельзя было увидеть, кроме камня, нависающего над ямой и закрывающего собой обзор.

«О-о-о… — ожгла еще одна догадка, — да ведь яма-то куда глубже, чем должна быть!..» — И верно: камень был велик, но не шел ни в какое сравнение со своей… с этой ямой.

«Да что ж, в самом деле, происходит?..»

Голова моя прямо разрывалась от невозможности вместить все странности этой ночи. — Женщина, успевающая разбудить мужа, отправить его к тебе и прибежать сама раньше него, — и при этом успевающая убежать от тебя раньше, чем муж вернется в дом; говорящая (правда, в этом я был не очень уверен) кошка, целенаправленно охотящаяся на тебя, невзирая на разность весовых категорий, — а потом убегающая, испугавшись невесть чего; дорожка, ведущая тебя туда, куда бы ты сам нипочем не пошел; камень. Лежащий на яме, как крышка на кастрюле… что все это значит?..

Когда я поднял руку, чтобы почесать, по народной привычке, в затылке, на моем плече взвилась и затрепетала живая лента… я заорал, попятился было назад и упал навзничь в траву… — «ЗМЕЯ!..»

Через некоторое время я отважился открыть глаза. Все тихо… Тогда, стараясь не двигаться, я чуть скосил глаза и взглянул на свое плечо. — Можете себе представить: на плечо мне прилепился репейник. Вместе с обрывком стебля. При движении этот обрывок колыхался над плечом… Как я его подцепил, неизвестно. — Вот тебе и змея…

«Может, не за плечо, а на плечо?..» — осенило меня (я опять вспомнил кошку). — «Может, она этого и испугалась?.. — Ну вот, довелось в жизни встретить сумасшедшую кошку…»

Я снял траву с плеча и кинул ее в яму. «Пора идти». — Почему-то я чувствовал, что больше мне ничего совершать не надо, что все уже выполнено мною… скоро рассвет…

Дорожка начиналась прямо у моих ног и струилась вперед метров на десять. Она немного потускнела, но была отчетливо видна. — Да, надо идти. Мне уже хотелось спать. Перед дорогой я решил вытряхнуть сор из туфель… и — еще раз хочу повторить: какое счастье, что я не додумался до чего-нибудь подобного в яме. Какое счастье, что я тогда сразу поднялся на ноги! Стоило мне немного посидеть, размышляя над своим положением, я бы обязательно — перед решительными действиями — привел в порядок свою обувь прямо там. Ибо в левом туфле мне что-то ощутимо мешало. — Но вот, я занялся обувью уже на поверхности. Причем и здесь был недалеко от беды: когда я постучал туфлем о землю, выколачивая всякую дрянь, высыпавшийся сор просиял красным пламенем; словно длинная искра проплыла на мгновение в воздухе и тут же погасла. Невероятной силы удар потряс землю и выбил злосчастный туфель из моей руки. Хорошо, что я его едва держал. Вспышка ослепила меня ненадолго; когда глаза снова привыкли к темноте, я не увидел ни ямы, ни… даже камня. Передо мной был пустырь — тот же самый пустырь, по которому бежал я, гоняясь за паскудной кошкой. У ног моих валялся туфель… вернее, половинка от него. Задняя часть туфля была словно отрезана ножом. — Мрачно полюбовавшись на обрубок, я зашвырнул его куда-то в траву. — Вот, мало напастей было, так еще и босым остался…

Исчезла и огненная дорожка. Но, впрочем, она теперь была не нужна: я и так знал, куда мне идти. Ночь стала прозрачней и утратила аромат; дул прохладный ветер, и перекатывался над деревней петушиный крик. Наступало утро. Я добрел до дома, ввалился в свой флигель, рухнул на кровать и уснул.