Лиза Смедман - Жертва Вдовы
- Нет! – кричала она, а изображение начало исчезать из купели.
Она погрузила ладонь в воду, словно пытаясь вытащить из нее Халисстру. Святая вода выплеснулась за края купели, стекая по ее гладким каменным бокам, будто слёзы. Куилью направила всё, что у неё было, в одно последнее заклинание, и почувствовала, что вода стала теплой, как кровь. Эйлистри даровала ей силу излечить самую мучительную из ран одним касанием. Даже если Халисстра была за пределами жизни, Куилью могла возродить её словом, но… могло ли заклинание достичь её? Даст ли оно хоть какой-то эффект в царстве величайшего врага Эйлистри?
Сможет. В конце концов - Лолс безмолвствует, её жрицы лишены своей силы. Вот почему Халисстру направили с этой миссией. За исключением того, что Нечто отразило последнее заклинание Куилью, и души текли в темноту тоннеля, двигаясь к… чему-то.
Купель была тиха и неподвижна. Образы больше не заполняли ее. Куилью вынула свою дрожащую руку из воды.
Одна из жриц наклонилась ближе, всматриваясь в чистые глубины купели.
- Госпожа Куилью, - прошептала она, ошибочно именуя её в этот напряжённый момент так, как дроу из Подземья обратились бы к своей матроне. - Она… мертва? Все пропало?
Другие жрицы затаили дыхание, ожидая ответ Куилью.
Куилью взглянула на луну. Луну Эйлистри. Селуна ярко светила, еще не уменьшаясь, Слезы Селуны мерцали по её следу.
- Ещё есть надежда, - ответила она им. - Надежда всегда есть.
Ей необходимо было верить в это, но все же в глубине её сердца была частичка сомнения.
Куилью простояла у купели весь остаток ночи. Другие жрицы какое-то время толпились вокруг неё, а она отвечала на их нервные вопросы настолько спокойно, насколько могла. Когда последняя из них оставила её в тишине, она обратилась к разуму Эйлистри.
На залитой лунным светом поляне, глубоко в лесу, которому для процветания и роста нужен был лишь лунный свет, она нашла свою богиню. Эйлистри была в образе дроу, мерцающей невообразимо красивым сиянием. Куилью дотронулась до нее своим разумом. Ей не нужна была речь, чтобы задать вопрос. Богиня пролила в её сердце лунный свет, наполняя высеченные на нем слова пронизывающим облегчением. Она ответила голосом, текущим, словно жидкое серебро.
«Дом Меларн всё равно поможет мне».
Куилью облегченно вздохнула. Еще не всё было потеряно. Ещё нет. Если Эйлистри действительно слышала молитву Куилью и воскресила Халисстру, ещё был шанс, что жрица Меларн убьет Лолс.
«И Дом Меларн предаст меня».
Светящийся образ богини замерцал и потускнел.
Куилью вздрогнула. Её сознание снова вернулось в своё тело. Она стояла в лесу перед купелью, перед связью со своей богиней. Жрицы, помогавшие ей, одетыми сидели на земле. Слой снега покрывал их волосы и плечи. Снег повалил ещё сильнее, солнце поднималось кроваво-красным пятном на фоне облаков на востоке. Много времени прошло с тех пор, как Куилью ушла в контакт с Эйлистри, и её рука, сжимающая край купели, покрылась снегом. Она стряхнула его и задрожала.
Что-то было не так. Она могла чувствовать это по пустой боли, возникшей в животе. Обернувшись к купели, она потратила секунду на поиск. Намного легче, чем в первый раз - её цель была на Ториле, а не в глубинах пустот Абисса. Целью была матрона-мать одного из благородных Домов Мензоберранзана — жрица Лолс. Куилью наклонилась ниже и увидела, что дроу колдовала.
Почувствовав Куилью, жрица Лолс набросилась на неё. Дикий смех, удовлетворение и жестокость пузырями вырвались из купели, едва она начала магическую атаку.
Куилью увидела достаточно. Она закончила наблюдение.
Одна из жриц Эйлистри, ждавших вместе с Куилью, поднялась на ноги.
- Леди Куилью? - спросила она. Она казалась возбужденной, неуверенной. - Что-то не так?
Другие жрицы тоже поднялись, некоторые шептали напряженные молитвы, другие затихли в страшном ожидании.
Куилью закрыла глаза. Ее плечи поникли.
- Халисстра не справилась, - сказала она им. - Лолс жива. Ее Безмолвие окончено.
Глава вторая.
К’арлинд стоял, сцепив руки за спиной, над разбитым краем того, что когда-то было широкой улицей из известковой паутины. За широкой пропастью был виден неровный выступ – место окончания улицы, угнездившееся на дальней стене. Подобные выступы усеивали стены и вверху, и внизу. Город, когда-то заполнявший огромную пещеру, насчитывал сотни слоев-уровней. Эта некогда запутанная каменная паутина ныне лежала кучей обломков глубоко внизу - вместе с остатками благородных Домов, храмов и академий, висевших на ней, словно сверкающие кулоны. Магическое свечение, покрывавшее камни, совсем потухло, скрытое чешуей из грибов, выросших за три года, прошедших с падения города.
Он дрожал. Воздух был холоден и сыр, увлажненный непрерывными струями воды, стекающими по стенам пещеры. Он вырос в Чед Насаде, но столетие жизни в нем так и не приучило его к местному климату. Холод словно пробирал его до костей.
В Чед Насаде когда-то жили почти тринадцать тысяч дроу. Вероятно, лишь десятая часть их спаслась, влача жалкое существование в руинах и одновременно пытаясь спасти хоть что-то из того, что не сожгли дуэргарские огненные бомбы. И борьба. Вечная борьба. Лишь горстка из сотни благородных Домов пережила падение города — Дома малозначимые, крепости которых стояли на менее престижном внешнем краю паутины, у влажных стен пещеры. Они все еще враждовали, неспособные объединиться в союз, который смог бы избавить то, что осталось от города, от владычества Джазред Чолссин.
Где-то под этим темным каменным хаосом лежали руины Дома Меларн. Он был первым из павших благородных Домов, прихватив с собой солидный кусок города, ничей с тех пор, как матрона Дома Меларн — мать К’арлинда — была убита теми, кто стоял ниже ее. Это убийство заставило остальные одиннадцать благородных Домов схлестнуться между собой, не позволив им встретить дуэргарскую угрозу.
— Разделенные – падём, - прошептал К’арлинд.
Он поднял левую руку и задумчиво посмотрел на эмблему, которую носил на широкой кожаной повязке на запястье. Вырезанный на адамантитовом овале символ Дома Меларн - глиф, чем-то напоминающий тощую фигуру человека, руки которого согнуты, а одна нога поднята, словно в танце. Эмблема теперь мало что значила - К’арлинд был единственным выжившим из своего Дома, и он был мужчиной. Так как наследство и титул переходили по женской линии, он не мог предъявить права на любую собственность, возвращенную из руин его бывшего дома. Он мог лишь бессильно смотреть, как все разграбляют другие.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});