Виктор Власов - Последний рассвет

Лодку тащило какое-то очень мощное устройство — гребя ручным веслом, беглец вряд ли смог бы оказаться вдали от замка столь скоро. Днищем уткнулся в берег, в невысокую кладку — в углублении стенки находился рычаг. Мицухидэ торопливо дёрнул за холодную рукоять, стараясь её вырвать, иначе, приведя механизм в движение, через пять минут лебёдка быстро потянет лодку на ту сторону рва. Не получилось! Он побежал, не помня себя от страха, давившего грудь, оглушённый громким тревожным стуком сердца, не слыша звуков собственных гэтта. Он знал, что пять минут — время, потребное на преодоление лодкой приличного расстояния, поэтому бежал быстро-быстро. Кашель, будь он трижды неладен, сбивал темп бега, но генерал оказался в храме даже раньше, чем предполагал. Три монаха-воина ждали. Накинув на господина шёлковую куртку, сами вооружились мечами, кинжалами для метания и луками. Вчетвером забрались в лодку.

— Мицу-сама, — обратился настоятель храма Минобусан по имени Сендэй. — Предала Саюке-химэ… далеко не уйдёт.

Удивление отразилось на испуганном лице Мицухидэ. Он произнёс в замешательстве:

— Родственница императора!?

— Как ни скорбно слышать…

Мицухидэ посмотрел Сендэю в лицо так, будто хотел прочитать мысли.

Возложив на тетиву стрелу, монах подождал, пока соратник подожжёт обмотанный паклей наконечник, и выстрелил высоко в звёздное небо. На крутом склоне горы яркий огонь — вспыхнул и снова потух.

— Нас ждут, не медлим!

Они забежали в гущину леса. Крепкие стволы были плотно оплетены жёсткими ядовитыми лианами плюща с гроздьями ягод и усиками. Прорываясь, беглецы стремительно двигались между деревьями, обходили муравейники, кишевшие большими чёрными насекомыми, избегая открытого пространства тропы. Бамбуковый подлесок поредел, закончился, сменился магнолиевой рощей. Лунный свет проникал сюда и янтарными пятнами ложился на мох, на землю, засыпанную мокрой листвой. Сквозь переплетение веток деревьев сверкала Фудзи-гава, за ней поднимались в гору и спускались в теснину извилистые тропы. Перейдя по камням шумящий порожистый поток, они попали в узкое ущелье Микю. Тропа, сжатая густыми зарослями серебристого гингко, сузилась настолько, что люди едва пробирались между могучими стволами. В самом ущелье у монахов-воинов имелось множество «секретов».

Сендэй остановился, приказав спутникам выпустить сигнальную стрелу. Он зашёл под навес из трёх кривых гингко, что сплетались кронами, позвал Мицухидэ. Раздвинув траву, настоятель расчистил землю от листьев.

— Ёми, Исами, поторопимся! — скомандовал Сендэй, с помощью кресала и кремня зажёг толстый чарог.

Вместе они подняли большой пласт дёрна, обнажилась тяжёлая рельефная крышка, окованная бронзой — лаз в пещеру.

Внутри пахло мокрой землёй, слышалось капанье воды. Они шли, согнувшись. Мощные, мочковатые словно сети, корневища гингко торчали из низкого свода над головой. Настоятель молча двигался впереди, освещая проход.

Пещера в ущелье Микю представляла собой длинную наклонную галерею, частично природного происхождения, а частью вырубленную в пемзе монахами нитирэн. Внешняя стенка галереи кое-где имела прорехи — виднелась осиянная янтарём неровная пила горного хребта Акаиси, выступающая из бледно-серого тумана. Луна, медальоном из грубой старинной бронзы зависшая над пиками высоких громад, багрила шапки снега на них. Дорогой несколько раз встретились узкие расщелины, обрывавшиеся в бездонную пропасть, через них проходили по перекинутым деревянным лестницам и канатным мостикам. На подъём двигаться тяжело, Мицухидэ попросил передохнуть — не хватало воздуха.

— Выйдем, Сендэй… я приказываю! — хрипел бывший «и.о. коменданта» Кофу. Пот крупными каплями скатывался у него со лба.

— У меня приказ повелителя, — невозмутимо отклонил настоятель храма Минобусан. — Если с вами что-нибудь случится, я лишусь головы, и мои братья тоже. Хотите того или нет, но я доставлю вас в целости и сохранности на побережье Яидзу. Оттуда отправитесь в Эдо.

— Вы испытываете моё терпение! — рассердился Мицухидэ. — Повторяю: дышать не могу! Теснота…

Он сунулся в узкую прореху в каменной стене — туда, к лунному свету, к свежему воздуху, но его живо вытащили, бранящегося и толкающегося. Крепко схватив под руки, Ёми и Исами поволокли коменданта за Сендэем.

— У меня приказ оберегать вас лично! — повторил настоятель, качая головой. — В том, что крепость пала, нет вашей вины. Отряды провинции Каи утром выбьют разбойников, и с бандой Кагасиро Тэнгу будет покончено.

Единственный вассал, за чью судьбу переживал жёсткий и властный военачальник Ёсисада Хадзиме, — генерал Кено Мицухидэ, хатамото Белого Тигра. С божьей помощью или по чистому везению за восемь лет «северной кампании» проявивший себя в сражениях против айнов, не раз спасавший шкуру своего даймё, буси Мицухидэ стал любимцем и лучшим другом сёгуна. Одно лишь присутствие вассала во дворце поднимало Хадзиме настроение. Мицухидэ, со своей стороны, также дорожил дружбой с Ёсисадой, который считал его талисманом, приносящим победу. Нередко в окружении приближённых возникали скандалы: повелитель прислушивался только к советам фаворита, а иногда назначал руководить войском «второго человека в армии» — генерала Хавасана, который смертельно обижался, но, верный долгу самурая, философски сносил унижение, превращаясь в молчаливую тень. Ко многим сановникам Белый Тигр относился строго, порой необоснованно жёстко, но к Мицухидэ — с теплотой и трепетом, добрым чувством едва ли не мальчишеского доверия. Их привязанность друг к другу не ослабевала — чистая, что родниковая вода, восторженная, как душа хмельного.

Как же случилось так, что отважный военачальник позорно бежал от каких-то разбойников? Мицухидэ и сам не мог на это ответить. Конечно, не вид кровавой лужи на полу поверг его в безумный трепет и толкнул к дезертирству. И не Кагасиро он испугался — подумаешь, бандит! Сколько возов он наполнил отрубленными головами таких вот отчаянных молодцов!.. Мицухидэ, наблюдая за Онна, кожей ощутил нечто такое, что было ему непонятно, и не знал, как этому противостоять. Вероятно, имей он достаточно времени для медитации, тайна сия открылась бы даровитому полководцу, выросшему при храме Атидзен на горе Курама.

Комендант павшей Кофу, мучаясь приступом клаустрофобии, чтобы отвлечься и забыть про недуг, бормотал длинную мантру.

Они вошли в большое помещение с множеством расходящихся узких и широких туннелей, сквозь скальные проломы пронизанное золотисто-синими лучами лунного света. На стенах у входа в каждый туннель были выцарапаны символы, их смысл знали лишь монахи. В железном кольце под каждым входом были установлены факелы, но пока ни один не горел. Сендэй недоверчиво оглядел озабоченные лица братьев.