Светлана Гольшанская - Завистливая душа

— Я слуга мастера Йордена. Ей стало плохо, и мне велели перенести ее сюда.

— Где твой хозяин?

— Отлучился. Устал с дороги.

— Побрезговал моей дочерью?

— Что вы, как можно! Она такая красивая!

Нет-нет, слишком много эмоций.

Милорд Веломри в голос расхохотался. Конечно, он тоже телепат, все понял.

— Проваливай отсюда, голодранец! Не смей больше ни прикасаться, ни даже смотреть в ее сторону, иначе я велю своим живодерам тебя выпотрошить и выставлю твое чучело в трофейном зале среди демонов.

Микаш покорно опустил глаза.

— Да, милорд. Простите, милорд.

— Ступай. И ни слова, слышишь, ни слова о том, что здесь было, — милорд Веломри швырнул ему увесистый кошель.

Последний короткий взгляд на бледное, без кровинки лицо принцессы, и Микаш вышел за дверь. Там прислушался. Ее тихий нежный голос успокоил. Все будет в порядке. Несуразные, навеянные паникой мысли о том, что он и впрямь какое-то жуткое темное существо, разрушающее все, к чему прикасается, уступили место рациональному осознанию. Это все дар, принцесса каким-то чудом отразила его телепатию и направила против него. Это выжало из нее все силы. Вон как ее отец перепугался. Говорят же, дар жены проклятье для мужа. Для такого, как Йорден, уж точно, хотя Микаш бы справился, если бы только ему предложили. Нет, ее отец прав, нечего голодранцу с принцессой делать.

Я больше тебя не потревожу. Ты никогда не узнаешь, как сильно я люблю тебя.

Он ушел на конюшню, как в замке милорда Тедеску, зарылся в теплую солому в пустом деннике и до изнеможения мечтал о несбыточном.

Спозаранку разбудили конюшие. Они везде добрые, видно, лошади смягчают характер. Сказали, что милорд Веломри велел возвращаться в Заречье поскорее. Чтобы подготовить свадебную церемонию, достойную его дочери, им придется очень постараться. Надо же, сколько презрения к будущему зятю можно выразить несколькими чопорными словами. Не то, чтобы Микаш был не согласен. Ага, еще и подарок преподнесли — большая честь — горячий караковые жеребец, к которому даже конюхи подходить побаивались. Вот Микашу и велели его седлать после того, как вещи хозяина соберет в дорогу. Да поживее, увалень!

В денник входил осторожно. Чувствовался в жеребце дикий норов, похожий на его собственный. Только зазеваешься, повернешься спиной — тут же зубами вцепится и вырвет кусок кожи с мясом. Но несколькими тумаками по мягкому пузу и неусыпной бдительностью Микаш справился. Уже вел бестию во двор немного размять, перед тем как хозяин всенепременно решит пустить всем пыль в глаза и помчаться с места в карьер.

Но уже у выхода дорогу заступил младший Веломри. Смазливый, во взгляде такое же надменное презрение во взгляде, как у отца.

— Так быстро уезжаете? Это неучтиво, — усмехнулся он, явно издеваясь.

— Свадьба — дело хлопотное, — вздохнул Микаш. Чего ж ты к Йордену не пристаешь? Кишка тонка? — Не хотелось разочаровать вашу сестру и отца.

— Да, сестра у меня самая лучшая и достойна самого лучшего.

— Да.

Они на мгновение посмотрели в глаз друг другу, как в зеркало, и тут же разорвали порочную связь.

— Ну ничего, зато отец подарок преподнес знатный. Лучшего жеребца во всем Белоземье не сыщешь! — он хлопнул коня по крупу.

Тот прижал уши и навострился цапнуть Микаша за плечо, но он успел вовремя щелкнуть по наглой морде ладонью.

— На таком коне только рыцарь сможет ездить, только его доблести он подчинится, — продолжал издеваться младший Веломри, с кривой ухмылкой глядя, как Микашу раз за разом приходится доказывать коню свою силу.

— Ну, бывай, счастливого пути! — пожелал младший Веломри и, наконец, удалился.

Микаш пошагал с конем по внутреннему двору, постоянно увертываясь от зубов и копыт, которые конь пытался поставить ему на голову. Стали собираться другие слуги, подогнали повозки и кареты. Подтянулись господа. Последним заявился сам Йорден, желая лишний раз подчеркнуть свою значимость. Микаш выправил стремена, подвел коня к скамейке и заставил стоять смирно. Но стоило Йордену потянуться за седлом, как жеребец шарахнулся в сторону — Микаш едва на ногах устоял. Йорден тоже чуть не рухнул и непристойно забранился. В живот врезался острый нос сапога. Микаш к такому привык. Если вовремя напрячь мышцы, не так уж и больно.

Только противно, что она смотрит. Полный жалости взгляд жег спину. Но странное дело, то, что самого его доводило до неистовства, успокаивало зверя внутри, заставляло сворачиваться клубком и благостно урчать, словно ласкаясь к хозяйке, которую он так долго и отчаянно искал.

Микаш сдержанно посоветовал Йордену не красоваться перед господами, а подождать до дома, где норовистую тварь объездят зараченские умельцы. Тот не послушал, бранясь пуще прежнего, показывая, как он зол, что семья невесты оказала ему непочтение. А ведь Микаш предупреждал, что белоземцы не будут терпеть его выходки. Но кто же слушает голодранца?

Йорден, наконец, взобрался в седло.

— Пусти! — приказал он.

Микаш тяжело вздохнул и отступил на шаг. Ну пускай грохнется, может, это спеси в нем поубавит. Конь тревожно заперебирал копытами, подскочил вверх на задних ногах. Йорден бултыхался на нем, кренился в разные стороны, вот-вот грозя выпасть. Но все-таки удержался. Конь замер. Йорден победоносно позвал своих друзей. Совсем рядом просвистел мелкий камень и врезался в конский круп. Жеребец взвился на дыбы и помчался к распахнутым воротам. От неожиданности Йордена качнуло вперёд. Он повис на одном стремени, изо всех сил цепляясь за гриву. Послышался треск. Йорден вместе с седлом рухнул в пыль, а конь понесся прочь от замка, звонко стуча копытами по брусчатке. Присутствующие дружно засмеялись, пока Йорден бранился совсем уж непристойно, пытаясь отскрести себя от мостовой.

Микаш поднял его на ноги и принялся отряхивать, молча снося тумаки, оплеухи и оскорбления. А когда закончил, обернулся к парочке, наблюдавшей за ними с крыши ближайшей башни. Близнецы Веломри. Принцесса и ее несносный братец. Отвлек разговорами и подрезал подпругу на седле. Ну что за детская выходка? Микаш усмехнулся.

Я знаю, тебя терзает та же мука, что и меня. Любовь недостойных сердец, тех, у которых никогда не будет на нее права. Наш мир — мир глупых условностей. То, за что мы готовы отдать все, достанется тому, кто этого не оценит. Оттого мы и полнимся бессильной злобы на всех, а сделать ничего, совсем ничего не сможем. Заложники крови, я — нечистой, ты — родной.

«Глупые дети!»

«Сам ты глупый! Как твое имя?»

«Никак. Забудь».

— Чего стал, увалень?! Лови лошадь давай! — продолжал горлопанить Йорден, присовокупляя к словам подзатыльники.