ледиСоль - Дурсли

- Я…

- Я… - вдруг хором произнесли они.

- Господи, Вернон, что же мы будем теперь со всем этим делать?..

- Ну, с одним справлялись - справимся и с двумя… как-нибудь. Сними с огня, дорогая, у тебя сейчас бекон подгорит…

Глава третья.

Малыш не говорил. Совсем. И не плакал, и не смеялся, что уж там - не улыбнулся даже ни разу с тех пор, как оказался на пороге дома Дурслей. На третий день его показали врачам. Выяснилось, что мальчик нормально слышит и может разговаривать в принципе, но - он молчал. Петунья начала уже отчаиваться: Гарри таял на глазах, день ото дня становился всё рассеяннее и слабее. Он мало ел и, скорее всего, мало спал. Каждый вечер тётя укладывала его в новенькую кровать в его комнате, а каждое утро - находила в гостиной, а ведь она сама вставала рано. Первый раз, увидев Гарри внизу, она испугалась и стала просить мужа сейчас же заказать по телефону ограждение на дверь. Вернон пыхтел всё утро, но ничего не добился: как только он набирал нужный номер, телефон давал сбои. В конце концов, подошла Петунья и сообщила, что в бездонном кошельке внезапно закончились все деньги. Дурсли сошлись на мнении, что, видимо, походы по лестнице для Гарри безопасны.

По прошествии примерно двух недель, неуютной ночью Петунья долго не могла заснуть. Будильник показывал почти полночь. Она накинула халат и отправилась посмотреть, как там дети. Поднявшись на второй этаж, женщина с удивлением обнаружила племянника, сидящим у входа в комнату Дадли возле открытой настежь двери (Дадли не любил, когда её закрывали). Гарри вцепился в ограждение, с ужасом всматриваясь в темноту коридора, и успокоился только тогда, когда Петунья взяла его на руки. Она отнесла мальчика в его комнату и просидела рядом с ним ещё довольно долго - пока ребёнок не заснул, наконец, и не выпустил её руку. Утром, войдя в его комнату, Петунья с радостью увидела, что он ещё спит. Малыш просто не может заснуть в одиночестве! Теперь ей стало понятно, как ему помочь.

С тех пор жизнь семьи Дурсль стала входить в более-менее нормальную колею. Днём, пока Петунья занималась домашними делами, мальчики играли на одеяле в гостиной или на лужайке в саду на заднем дворе. Поначалу игры сводились главным образом к тому, что Дадли отнимал все игрушки у брата. Но, поскольку игрушек было много, а Гарри мог довольствоваться и рукой от сломанного робота или колесом от разрушенной машинки, это скоро перестало быть интересным. И Дадли позволил кузену брать игрушки, а сам смотрел, что тот с ними выделывает, не забывая время от времени толкаться и щипаться. Гарри увёртывался или вовсе никак не реагировал на нападения. О, Дадли был очень осторожен и точно рассчитывал силу ударов: с одной стороны, он страшно боялся получить «фирменный мрачный взгляд», с другой - нельзя было ударить в грязь лицом и допустить, чтобы Гарри забыл, кто тут главный.

У Гарри всё «летало» - машины, кубики и динозавры не только перелетали с место на место, но и делали всевозможные кульбиты в воздухе. Это завораживало. Когда взрослых не было рядом, Дадли хохотал в восторге, глядя на очередное воздушное шоу. Но, как только в поле зрения появлялись мать или отец, хитрец из политических соображений сразу становился преувеличенно серьёзным и при любой возможности пытался изобразить жертву, у которой отняли любимую игрушку. С рыданиями и всеми приличествующими случаю причитаниями. Мать сразу кидалась утешать любимого Дадличку конфетами и сюсюканьем, так что приходилось вырываться из её удушливых объятий. Больше всего Дадли огорчало то, что, как бы он ни старался, братец так и не погладил его при этом ни разу по голове. Ситуация прояснилась, когда как-то, спотыкнувшись о порожек, Дадли разбил коленку - вот тут на его плач Гарри подбежал очень шустро и стал усердно приглаживать кудряшки страдальца. Дадли от потрясения сразу перестал орать - он вдруг понял: чтобы получился столь желанный результат, слёзы должны быть настоящими. К сожалению, настоящих слёз в большинстве случаев взять было негде. Так что мечту о простых немногословных ласках пришлось отложить в долгий ящик.

Словом, дни Дадли были полны забот. Так что вечерами, когда дети были искупаны, облачены в пижамы и собраны в его спальне, он засыпал сном праведника, как только голова касалась подушки. А Петунья вела Гарри во вторую детскую и долго сидела там, держа малыша за руку, пока он засыпал.

Через полгода Вернон стал замечать, что снова вполне доволен жизнью. Ну, Гарри молчал - так Дадли шумел за всех. Зато Дурсли обнаружили на днях, что племянник уже хихикает, уворачиваясь от шлепков брата. Скоро выяснилось, что Гарри вообще очень смешливый и живой мальчик. И довольно сообразительный. Только у него получалось занять Дадли чем-нибудь на целый час, чтобы того не было слышно. Например, распутыванием особо заковыристого узла на прыгалках. Сам Гарри при этом сбегал к тёте «помогать», как она выражалась. Брал кухонное полотенце и тёр пол. Петунья умилялась, а потом выбрасывала полотенце в мусорное ведро. Особенно мальчика интересовало мытьё посуды, он явно огорчался, что не доставал пока до мойки. Когда же Дадли обнаруживал, что все его покинули, и оглашал окрестности обиженным криком, Гарри, хитренько хихикнув, убегал его успокаивать.

Маленький Поттер молчал - и Петунья редко с ним говорила. Они приноровились понимать друг друга без слов. Дурсль же, не теряя терпения, каждый день усердно втолковывал племяннику:

- Скажи: «Добрый день, дядя Вернон. Как дела, дядя Вернон?», - совал ребёнку пирожок и снова увещевал, - скажи: «Спасибо, дядя Вернон», скажи: «Спасибо», - толку от этого не было никакого, но дядю хотя бы совесть не грызла.

Тридцать первого июля на День рождения Гарри, когда ему исполнялось два года, гостиная была завалена игрушками. Детей торжественно ввели в комнату. Дадли, помнивший ещё свою гору подарков, был совершенно уверен, что всё это приготовлено лично для него. Он успел так обрадоваться, что, когда игрушки стали предлагать только младшему брату, с Дадли случилась просто грандиозная истерика. Дурсли метались по дому, не зная, как унять такое горе. Неизвестно, чем бы всё обернулось, но ситуацию спас сам Гарри, который сообразил просто отдать всё несчастному жадине - всовывал ему в руки игрушку за игрушкой, а когда руки карапуза уже были заняты, обезьянку пришлось пристроить у него на голове. Дадли ещё долго всхлипывал, обвешанный чужими подарками как рождественская ёлка, а Петунья всё бегала вокруг Гарри и смущённо шептала:

- Умница, умница! Ты же знаешь, Дадличке надоест с ними играть через пять минут, и ты сможешь делать с ними всё, что захочешь…

- Боже, это какой-то кошмар, - пыхтел Вернон.