Олег Яковлев - Сердце ворона
Пока ключник отпирал клетку, один из стражников подошел к решетке слева от двери.
– Поднимайся, старик, – равнодушно проговорил он. – Твоя очередь.
Картнэм встал и подошел к выходу из камеры. Стражники держали наготове мечи, но они не потребовались: решетка отворилась, и заключенный спокойно вышел наружу и встал между ними, не совершая безумных попыток побега. На его руки надели стальные кандалы, скрепленные короткой цепью, и конвой двинулся к темнеющей в конце коридора низкой двери.
– Береги голову, – мрачно пошутил солдат.
Картнэму было совсем не до смеха.
Когда шедший впереди стражник толкнул тяжелую створку и каменная дверь открылась, старику в первый раз стало по-настоящему страшно. До этого момента он был уверен, что как-нибудь выкрутится, обязательно спасется… Надежда таяла на глазах.
Выйдя за дверь, он увидел залитый солнцем квадратный двор, посреди которого стоял высокий каменный помост. Даже отсюда было видно, как с него стекает кровь. С трех сторон эту небольшую площадь перекрывали глухие высокие стены, а с четвертой – такая же высокая металлическая решетка. За этой решеткой стояли люди. Очень много людей. Во все времена казни были любимым развлечением толпы. Проливающаяся кровь и обрывающаяся жизнь всегда имели своих зрителей, жадно следящих за каждым движением и вздохом того, кто преклонил колени на плахе, и того, кто навис над ним с заточенным топором в руках.
Завидев очередного приговоренного, люди принялись орать с новыми силами. Преобладали крики «Смерть преступнику!» и «Слава герцогу Валору!», больше полуоглушенный осознанием скорой гибели маг ничего различить не смог. Могучий волшебник сейчас был простым беспомощным стариком, таким, каким и казался всем окружающим…
В дальнем углу двора стояла запряженная в большую расшатанную телегу старая кляча, понуро склонившая голову. Все место на возу занимали сложенные штабелями обезглавленные тела казненных, ожидающих часа, когда их вывезут из города и сожгут – в Хиане тела преступников родственникам не отдавали, а уж тем более никто не собирался их хоронить, как полагается, при большом (или же не очень) стечении народа на кладбище. Подле телеги располагалось около десятка холщовых мешков, наполненных большими круглыми предметами, формой напоминающими кочаны капусты. Кровь прошла через грубую ткань, и мешковина покрылась неприятными багровыми пятнами. Безымянный вздрогнул и споткнулся.
Картнэма подвели к помосту. Наверх вели шесть массивных каменных ступеней. Перед ними стоял тщедушный человек в монашеских одеждах. Он скучающим взглядом окинул заключенного:
– Я брат Раввас, младший служитель Хранна. Хочешь исповедаться и облегчить душу, сын мой?
Сын мой? Да скорей Картнэм годился ему в отцы. Ситуация казалась бы смешной, если бы на дальнем краю плахи не стояла безликая смерть, чернокрылая и ужасная. Маг видел ее почти отчетливо. Видать, Хакраэн, Кузнец Смерти, уже выковал крылатого посланника в Черной Земле и для него. Где же все века славных приключений? Где могущественная, сверхъестественная сила, дающая власть над обыденными вещами? Куда ты делась, Бансрот тебя забери? Ну зачем ты оставила своего сына, стихия?
Как же болит сердце! Но оно, правда, пока еще дрожит, замирает, бьется, как взбесившийся волк, угодивший в капкан. Скоро уже окончательно остановится, знаменуя гибель того, кто привнес магию на эти земли. Так хотелось закричать: «Да без меня вы бы до сих пор жили в темных веках, служа нетопырям и алчным глупцам-танам! Зачем вы это делаете? Будь проклят ты, слепой и жестокий закон, и забирай с собой в Бездну своих исполнителей!».
Все эти чувства наполнили душу Безымянного. Должно быть, они достаточно ярко отразились в его глазах, потому что брат Раввас тут же покивал каким-то своим мыслям. И только здесь Картнэм понял, что ничего удивительного и нового этот монах не увидел – та же истерическая обреченность, что возникает на лице всех приговариваемых к смерти. Должно быть, он уже устал от подобных взглядов. Кто знает? Никто, кроме, пожалуй, самого брата Равваса, младшего служителя Хранна.
В ответ на предложение исповедаться старик, молча покачав головой, двинулся дальше. Священник опустил глаза долу, мол, ничего иного и не ожидал. Картнэм начал подниматься по ступенькам. Шесть ступеней. Шесть шагов к собственной бесславной гибели. Никому не понять, с каким трудом дались ему эти шесть шагов. Но он прошел их. Ни разу не споткнувшись, он поднялся на залитый человеческой кровью помост и остановился на краю. В дальнем углу стояла превосходная коллекция сапог, которые теперь стали собственностью ката.
Палач смотрел на него из прорезей в традиционном красном колпаке и, как водится, точил инструмент казни. Топор был огромен, на тяжелой железной ручке, но «мастер воротника» легко держал его в одной руке, время от времени поглядывая с торца на блестящее лезвие. Методично, раз за разом он проводил точильным камнем по и без того острой кромке. Звук отдавался в ушах Картнэма, как скрежет чьих-то когтей по крышке его гроба. За спиной палача двое стражников оттаскивали в сторону изрубленный в щепки пень. Сколько же смертей увидело сегодня это дерево? Сколько душ улетело в небеса вместе с чернокрылым посланцем с его исщербленной поверхности?
Картнэма подтащили к центру помоста. Охранники бросили пень вниз, оттуда им подали новый. Они водрузили его на место прежнего. Затем служители порядка грубо поставили старика на колени и положили его голову на пень. Совсем не считаются с возрастом, нахалы! Толпа за решеткой заорала с новой силой. В такие моменты начинаешь осознавать, что разорвать их всех на кусочки, и палача, и стражников, и зевак, алчущих чужой смерти, как мог сделать (но, к сожалению, не делал) оборотень Ррайер, было бы очень даже справедливо.
Палач отложил в сторону точило и поудобнее взялся за ручку топора. Картнэм прижался щекой к теплому дереву. Хороший пень. Дерево, недавно спиленное…
Убийца, служащий закону, вознес топор над головой и, задержав на мгновение свой инструмент в замахе, с резким выдохом с силой опустил вниз, на шею скованного старика.
Недавно спиленное… Пень помнит жизнь. Кровь устремилась по жилам, гонимая знакомым чувством. Кожа превратилась в сотни тысяч пор, вдыхающих жизнь…
Лезвие топора остановилось в каком-то дюйме от шеи Картнэма, так что старик даже ощутил горячее дыхание стали на своей коже. Выросший из пня толстый зеленый побег нежно обвил шею и остановил смертоносный металл. Палач недоуменно посмотрел на лезвие. Живое существо, которым некогда был этот пень, не захотело обагряться кровью и вложило в росток всю силу и мощь, отведенную ему некогда землей, а следующий побег обвился вокруг рукояти топора и после недолгой борьбы отшвырнул его далеко в сторону. Из пня вырастали все новые и новые ветви, плотно обвивая тело Безымянного.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});