Юлия Полежаева - Эльфийский синдром

Сергей со злостью пнул ногой подвернувшуюся сухую ветку. В который раз он помянул недобрым словом начальника Центра, навязавшего им журналистку на испытательный прыжок. Насколько все было бы проще, попади он в эту передрягу вдвоем с Димой. Они дружили уже много лет и понимали друг друга с полуслова, несмотря на разницу в возрасте и в характере. Вдвоем с Лилиан, возможно, тоже было бы неплохо, хотя Сергею она сначала вовсе не понравилась. Ему вообще никогда не нравились брюнетки, и теперь он чувствовал, что его влекут к Лилиан просто дремучие животные инстинкты, и злился на себя за это.

Димке проще, ему всегда нравились и брюнетки, и блондинки, и вообще почти все женщины вокруг. Он по этому поводу не комплексовал и ухаживал за Лилиан легко и откровенно. Сергей изо всех сил старался относится к ней как к "хорошему парню", убеждал себя, что никакая женщина не стоит старой дружбы, но все равно едва сдерживал накатывающую волну раздражения, глядя, как Димка небрежно похлопывает по ее полуобнаженному плечу.

Надо отдать должное Лилиан, она держалась с обоими мужчинами подчеркнуто ровно. Но Сергей чувствовал, что ему на ее месте неунывающий Дима явно понравился бы больше, чем такой угрюмый молчаливый увалень, как он сам. Впрочем, поводов для пессимизма хватало у всех. Вечерами у костра они старались не говорить о будущем, но не думать было труднее.

Уже не оставалось никаких сомнений, что они не на Земле, хоть этот мир и был на нее очень похож. Надежда на то, что их здесь найдут когда-нибудь свои, была призрачна. Вернуться сами они никак не могли. Похоже, им предстояло провести остаток жизни на этой планете. Возможно, они смогут когда-нибудь добраться до большого острова или континента, только найдут ли они там кого-нибудь? И стоит ли предпринимать такие попытки только ради того, чтобы разнообразить меню?

Подобные мысли мучили каждого, и Сергей который раз обходил береговую линию не только, чтобы уйти подальше от лагеря и от Лилиан, но и в надежде найти хоть какой-нибудь след цивилизации. Он медленно брел, тщательно осматривая каждый метр пляжа. Наверное, именно эта тщательность, рожденная еще и желанием тянуть время, помогла ему.

Один из белых коралловых обломков, отброшенный ногой, привлек его внимание. Он показался тяжелее, чем другие. Сергей поднял обломок и, потерев его в пальцах, обнаружил, что он только припорошен слежавшейся коралловой пылью. Маленький тяжелый коричневый предмет неправильной, смутно треугольной формы не был ни кораллом, ни камнем. Сергей скорее почувствовал, чем понял, что это металл — очень старый, наполовину рассыпавшийся, оплавленный временем кусок металла, который никак не мог сам по себе попасть на коралловый атолл.

В следующий миг он подумал, что это мог быть метеорит — и у него даже в глазах защипало от разочарования. Тряхнув головой, Сергей решил не сдаваться и поискать еще. Он осмотрелся. Здесь, на восточной стороне, коралловый берег поднимался метра на три, это было самое высокое место на острове. Крупные волны, видимо, подмывали его. Сергей стоял внизу, на пляже, недалеко от свежей осыпи.

Он был почти уверен, что его находка попала на поверхность пляжа отсюда. Опустившись на колени, он медленно пополз вдоль осыпи, перебирая и ощупывая каждый камешек. Солнце припекало ему затылок, от пота щипало глаза, но в нем росло чувство, что он приближается к какому-то открытию. Его рука наткнулась на острый обломок, торчавший из песка.

Кость! Она уходила вглубь обрыва в самом низу. Сергей возбужденно принялся раскапывать ее. Он пытался себя успокоить, убедить, что это может быть кость кита или большой птицы, но интуиция заставляла его копать, ломая ногти. Зазубрив драгоценный гарпун, он поднялся к пальмам, отыскал несколько крепких веток какого-то кустарника и стал действовать ими. Через полчаса он нашел сразу два таких же треугольных куска металла.

Стало очевидно, что это не метеориты. В памяти всплыли источенные временем наконечники стрел в витрине музея. Теперь Сергей начал копать спокойнее, и все же его чуть не засыпало, когда он слишком углубил нору. Пришлось раскапывать узкую щель до самого верха обрыва. Это замедлило работу, но Сергей забыл о времени.

Постепенно обнажались почерневшие человеческие кости, раздавленные толщей времени и земли. Их уже трудно было рассмотреть, солнце садилось, и тень в раскопе густела, но Сергей продолжал работать почти на ощупь. В щели стало совсем темно, когда его рука наткнулась на острую грань. Пососав порезанный палец, он принялся осторожно, вслепую освобождать широкое лезвие, лежавшее в земле слева почти параллельно его раскопу. Еще несколько минут, и его пальцы нащупали бугристую рукоять. Не сдержав нетерпения, Сергей ухватился за нее обеими руками и, собрав все силы, рванул на себя. Груда земли обрушилась на его голову, в глазах потемнело, но он не выпустил рукояти.

Завал оказался не таким глубоким, через несколько минут Сергей выполз из полузасыпанной щели. После темноты раскопа мягкий вечерний свет ослепил его. Он ощупью поднялся на обрыв, тряся головой и выплевывая песок, и только здесь впервые взглянул на меч. Клинок, отразив красный луч закатного солнца, сверкнул языком пламени. По лезвию, не тронутому временем, вились золотые цепи незнакомых письмен. Тусклым золотом и острыми гранями драгоценных камней отсвечивала рукоять, удобно легшая в руке.

Сергей медленно сжал ладонь, и его оглушило нахлынувшее из глубин наследственной памяти захватывающее ощущение войны, кровавого азарта битвы, играющей в руке грозной силы. Повинуясь порыву, он широко взмахнул тяжелым мечом, — и снова выпал в безмятежный мир атолла. Вечер, пальмы, песок — и далекие встревоженные голоса Димы и Лилиан. Его уже искали. Сергею стало стыдно, он крикнул в ответ и побежал к лагерю.

Почти до рассвета вся компания сидела у палатки, рассматривая находку в свете костра. Меч был дивно красив, но отнюдь не производил впечатления музейного произведения искусства. Ощущение дремлющей скрытой энергии охватывало каждого, кто прикасался к нему. Но главное, он был как новенький — не только золотая рукоять, но и острое стального цвета лезвие. Сергей с двух ударов срубил молодую пальму, и на клинке не осталось ни следа. В его кармане сохранился найденный первым наконечник, и разница в сохранности двух предметов одного возраста поражала.

— Здешняя техническая мысль делала странные зигзаги, — заметил Дима. — У нас до пулеметов додумались раньше, чем до нержавейки. Мечей из нее никто не ковал.

— Если это было давно, — откликнулась Лилиан, — то уже могли додуматься и до ядерной бомбы.