Мышь88 - Если ты меня любишь

Нет, он не станет думать об этом теперь, даже если это постоянно лезет к нему в голову. Что с того, что иногда, не в силах смотреть на окружающие его портреты в кабинете Директора, которого ему никогда не забыть, он опускает голову на руки и пытается отключиться? Просто наверху, в своей комнате, он все равно не заснет, бессонница мучила его уже несколько недель, но, что самое удивительное, никаких существенных сдвигов в сознании пока не произошло. В кабинете, перед камином, он проводит в иные вечера несколько часов, не поднимая головы, находясь в томительной полудреме, чтобы потом, встряхнувшись, вперить взгляд в угасающий камин и вновь погрузиться в свои невеселые думы. А после этого обычно наступает очередное унылое утро, как две капли воды, похожее на все предыдущие, и он опять принимается за дела, чувствуя, как растет общая усталость организма. Но это не самый худший вариант развития событий. Хуже, когда приходят воспоминания…

Это было во время пасхальных каникул, два года тому назад. Он целый день раздумывал над тем, ехать в Лондон или нет. Черт его знает, этого Поттера, может, он и вовсе пошутил? И как он будет выглядеть среди этой молодежи, которая относится к нему не то чтобы с настороженностью, но… только полный идиот будет утверждать, что между ним и этими людьми возможна гармония.

И все же он решился. Почему‑то образ уходящего поезда, внезапно всплывший в памяти, вдохновил его. Лондон встретил мастера зелий холодным ветром и туманом, на площади Гриммо не было ни одного прохожего, знакомый дом неприветливо чернел между своими соседями — одиннадцатым и тринадцатым номерами. Он вздрогнул, вспомнив заклинание Грозного Глаза Грюма, на которое он едва сумел правильно отреагировать. На какой‑то момент у него возникла подозрительная мысль, что оно там все еще есть, но это был полный бред: не станет же Поттер так пугать всякого, кто вздумает заявиться к нему в гости.

Понадобился всего один звонок в дверь, чтобы на пороге возник хозяин дома собственной персоной. За его спиной слышался веселый гвалт, и Снейпу сразу захотелось уйти. Но он не успел додумать до конца эту соблазнительную мысль, поскольку в дверном проеме возникла грива огненных волос, пышно завитых и собранных в высокий хвост, — мисс Уизли ни на шаг не отставала от своего будущего мужа. Оба явно обрадовались, увидев его, что заставило Снейпа впасть в некоторую растерянность. Поттер, к счастью, не стал соблюдать положенные церемонии, а просто отступил в сторону, чтобы затем закрыть за своим бывшим учителем дверь. Джинни сказала что‑то приветственное, он рассеянно промолчал. Нет, он и в самом деле сошел с ума, что притащился на такую вечеринку. Впрочем, никто его не осуждал за внешнюю невоспитанность, его мирно проводили в гудящую гостиную, где большинство гостей увлеченно поглощали еду. Он даже не стал присматриваться к присутствующим: почему‑то не хотелось встречаться взглядом ни с кем из них. Поттер определил ему место между мисс Лавгуд и мисс Грейнджер, за что Снейп его мысленно поблагодарил. Правда, в результате барышни не сумели проболтать весь вечер, но мисс Лавгуд явно была увлечена не слишком содержательной беседой с молодым Малфоем, сидевшим рядом с ней, поэтому ни та, ни другая не претерпели особого ущерба от такого молчаливого соседа.

Удивительная пара — мисс Лавгуд и мистер Малфой. Снейп не понимал, почему из всего вечера ему больше всего, точнее, во всех деталях, запомнились именно они. Он посматривал на них украдкой, недоумевая, что могло связать их, при всех их многочисленных отличиях друг от друга. Он еще подумал тогда, что мистеру Малфою придется приложить немало усилий, чтобы сохранить эту дружбу, мисс Лавгуд — девушка странная, но разборчивая, она не станет тратить на него свою жизнь, ничего не получая взамен…

…Вот воспоминание блекнет, подергивается белой пеленой, оно стирается, исчезает… когда‑нибудь он уже не будет помнить ничего, когда‑нибудь этот день наступит…

А может, оно стирается, потому что он просто–напросто хочет его забыть? Ведь именно в тот день он окончательно понял, что он — мертвый среди живых, к которым он уже никогда не сможет вернуться, даже для того чтобы просто поговорить… За весь вечер он произнес всего пару ничего не значащих фраз, предназначавшихся только для Поттера, но тот так и не взглянул на него. В общем‑то, Снейп мог его понять: рядом с ним была его невеста и лучшие друзья, они были частью его жизни. Смешно было подумать, но он уже успел пару раз помыслить о том, что и он, Северус Снейп, является частью его жизни. Столько всего между ними произошло, ушла та ненависть, которая, казалось, выжгла в нем все, что еще можно было выжечь. Ей на смену пришло нечто другое, теплое, но совсем не то, чего ему самому хотелось бы, чего хотелось бы Поттеру. Что поделать, не так уж на многое он был еще способен. По крайней мере, ему стоило в этот день проявить способность хотя бы мысленно держать себя в руках. Но стойкое ощущение, что он здесь совершенно не к месту, достигло к вечеру своего апогея, и он ушел, кратко простившись и сказав только, что еще как‑нибудь зайдет.

И… не зашел. Во–первых, потому что без атмосферы непричастности к жизни ему жилось гораздо спокойнее, а во–вторых, потому что иллюзия того, что и у него может быть Дом, именно дом с большой буквы, была не просто иллюзией, а чем‑то в принципе невероятным. Лучше бы это было невозможным…

Далее обыкновенно шли воспоминания о том, как у них с Поттером завязалась бурная переписка. Герой со шрамом писал охотно и в больших объемах, не скупясь на подробности, как бы желая сообщить своему адресату те эмоции и впечатления, которые он сам получал от жизни. При этом он обнаруживал даже нечто вроде писательского таланта. Временами он принимался за красочное описание какого‑нибудь сложного зелья, которое ему удалось приготовить с первого раза. Снейп с раздражением вспоминал, как поначалу он серьезно вчитывался в эти пространные описания, пока не понял, что все это делается только для того, чтобы произвести на него впечатление. Хотя Поттер потом не раз говорил, что просто хотел его порадовать, но это даже звучало глупо. Со временем письма становились все реже, в основном, из‑за достаточно прохладных приемов, которые Снейп оказывал Поттеру. Тот долго относился к этому с величайшим терпением, но потом попросту сократил свои визиты, а затем и письма. Возможно, он разочаровался в своем «наставнике», хотя Снейп себя таковым не считал. Он впал в некое противоречие между своим желанием продолжать общаться с молодым человеком и потребностью прекратить эти бесполезные попытки цепляться за жизнь. В пользу последнего говорило и то, что, перечитывая письма Поттера, он невольно узнавал некоторую схожесть почерков… Раньше он никогда не обращал внимания на почерк своих учеников, он читал работы максимум два раза, после чего выносил окончательный и бесповоротный вердикт. А тут оказалось, что он помнит и другие письма, вернее, записки, которые были написаны на скучных совместных уроках… Он собирал их, перечитывал, некоторые даже помнил наизусть, а потом как‑то сжег их, скорее всего, на седьмом курсе, о чем впоследствии сожалел…