Виктория Абзалова - Да не убоюсь я зла

Отец Бенедикт радовался, но вздыхал размышляя, что будет если все эти выдающиеся качества будут направлены не на благое дело. Мальчишка-то себе на уме.

Вообще, если бы кто-то хоть раз проник чуть глубже привычного бесстрастного выражения лица отца-настоятеля, когда тот наблюдал за Яношем, то решил бы что отец Бенедикт знает кое-что такое, что было бы опасно для них обоих. Что за вздор?!

К сожалению, это была правда. Отец Бенедикт действительно знал и тщательно хранил тайну все эти годы. Откройся она — его ждало бы монастырское заключение на всю оставшуюся жизнь, а мальчика — мучительная смерть. Все это время он наблюдал и с тревогой ждал, но, казалось, беда обошла стороной, и никакие демоны не в силах завладеть невинной душой в святой обители.

Беда случилась на двенадцатый год. В полнолуние.

В такое время отец Бенедикт становился более внимательным, и многолетняя привычка лишала сна и его.

После лаудессы он, как обычно, отправился проведать своего воспитанника, но мальчика на месте не оказалось. Монах лишь вздохнул. Они уже говорили об этой особенности, и святой отец чистосердечно советовал Яношу проводить такие ночи в молитвах, обращенных к Господу, но не мог в серьез поверить, что мальчик так и сделает. Подобное время препровождение должно было показаться ему крайне скучным.

Размышляя, чем попеняет завтра Яну, отец Бенедикт возвращался в свою келью. Он уже почти миновал галерею, выходившую на освещенный полной луной монастырский двор, как вдруг замер и обернулся…

Отец Бенедикт медленно повернулся и спустился навстречу невозможности: на запорошенной снегом земле сидел волчонок. Черный, довольно крупный подросток. С трудом переставляя враз одеревеневшие ноги, монах приблизился к зверенышу.

Волчонок вскочил, но не убегал. Глядя прямо в желтые глаза, отец Бенедикт хрипло позвал:

— Ян, Янош…

Волчонок наклонил голову, как будто прислушиваясь. Монах протянул руку, но прежде, чем он коснулся жесткой шерсти, на снег рухнул голый, дрожащий мальчишка.

Ян потерянно озирался, и жалобное всхлипывание вывело отца Бенедикта из оцепенения. Он склонился над мальчиком.

— Отец, — пальцы вцепились в края рясы с недетской силой, — отец…

Похоже, бессознательно Янош вкладывал в это слово куда больше, чем просто обращение. Не раздумывая далее, монах поднял мальчика на руки и отнес к себе.

— Это случилось впервые?

Ян кивнул. Понемногу он приходил в себя. Похоже, трясло его не столько от холода, сколько от страха.

— Что это, отец? Что со мной? Это бесы? — похоже, мальчику пришла новая мысль, — Отец, я больше не буду нарушать Устав, я буду слушаться. Я буду молиться… Я не хочу быть чудовищем…

Только мысль о том, что рядом с ним находится до смерти испуганный ребенок, заставила отца Бенедикта взять себя в руки.

— Ты не в чем не виноват…

Когда успокоенный Янош уснул, свернувшись калачиком на жесткой постели отца-настоятеля, сам отец Бенедикт долго сидел, вглядываясь в черты мальчика, и чувствовал, как переворачивается в груди сердце, принимая то, что отказывался принимать разум.

Ребенок, которого он знал почти с рождения, малейшие проказы которого были ему прекрасно известны… Просто ребенок, и ни одному демону не было места в его душе. Кому как не ему, исповедавшему мальчика изо дня в день, мальчика, которого он сам учил никогда не лгать, и который действительно никогда не лгал, не смотря на самые строгие наказания, — кому как не ему, отцу Бенедикту, было это знать…

И кому как не ему, монаху ордена Святого Бенедикта Римской католической церкви, было знать, какая судьба ждет Яна, если его коснется хотя бы тень подозрения…

Эта ночь стоила отцу Бенедикту первых седых волос.

Вернувшись в келью после утренней службы, он принес с собой одежду и еду, сел рядом.

Необыкновенно тихий Янош поднял на него светло-карие с прозеленью, почти желтые глаза, в глубине которых по-прежнему стоял страх. Он повзрослел за одну ночь.

— Ты ни в чем не виноват. И ни Сатана, ни один демон тут ни при чем. К сожалению.

— Я… буду… волком? — тихо-тихо спросил Ян.

— Ты уже волк. Ты всегда им был. На половину. Ты человек. Помни об этом. Всегда.

Монах коснулся жестких черных волос, и мальчик, поймав его руку, прижался к ней щекой и заплакал.

— Никто не должен знать о… волке, — абсолютно спокойно сказал отец-настоятель.

Мальчик поднял на его заплаканные, но уже совершенно сухие глаза.

Второе, чему научил своего воспитанника отец Бенедикт — это не говорить правды.

Остальному — Ян научился сам. Он всегда был способным учеником.

3

— Здравствуй, — отец Бенедикт повернулся и внимательно оглядел стоявшего перед ним Яна.

— А и постарел ты, отче!

— Десять лет, — бенедиктинец пожал плечами, — Я слышал в городе погиб один из братьев Св. Доминика Орден, основанный в 1216 г. Св. Домиником в Тулузе… твоя работа?

Монах не повысил голоса, но у Яна дрогнула верхняя губа, открывая слегка выдающиеся клыки.

— Моя, — произнес он с ленцой, — должок за ним был. Старый. Кровный.

Аббат тяжело вздохнул.

— А волк тут при чем? Ума лишился?

— Ты же знаешь, мне на двоих сейчас опаснее, чем на четырех.

— Да уж, знаю, — настоятель отвернулся, поджав тонкие губы.

— Что, отче, — нехорошо усмехнулся Янош, — небось думаешь, знал бы какой душегуб получится, не спасал бы младенца?

В ответ — глаза отца Бенедикта полыхнули зарницей.

— Отчего же, — наконец сказал он, — Порол бы чаще.

Ян молчал, потом просто сказал:

— Прости, отче!

— За чем пришел? Не грехи же замаливать… Хотя их у тебя хватает!

На этот раз Ян молчал дольше.

— Это был брат Гонорий из ордена Св. Доминика. Душегубец почище меня! Ты его должен помнить, отче!

Отец Бенедикт кивнул. Он действительно помнил брата Гонория. Только как молодого монаха, едва ли старше самого брата Бенедикта, исполненного решимости очистить мир ото зла и козней сатанинских.

— Хоссер здесь. Отдай его мне!

— Тебе Зебревиц было мало?

— Мало, — Ян оскалился, — они их выдали!

— Они просто люди. Несчастные темные запуганные люди. Кто вправе судить?

— Мне возмездие и Аз воздам… — усмехнулся Ян, — Только почему же Господь всегда так задерживается с воздаянием?

— Кто ты такой, что бы рассуждать о промысле Божием?!! — загремел отец Бенедикт.

— Не будем затевать философских споров, — примиряющее сказал Ян, — Отдай мне Хоссера. Эта скотина не заслуживает жить! Я прошел за ним по всем дорогам, и везде после него оставались только кровь и пепел. Отдай мне его!