Заговор Красного Волка - Роберт фон Штейн Редик
обхватить ее руками, с кормовыми фонарями высотой в человеческий рост и
квадратными парусами, большими, чем Парк королевы в Этерхорде. Его готовили к
выходу в открытое море, к какому-то великому торговому путешествию за пределы
досягаемости империи. Возможно, он поплывет в Нунфирт, где люди были
черными; или на Внешние Острова, обращенные к Главному морю; или в
Бескоронные Государства, израненные войной. Странно, но никто не мог сказать, куда. Однако корабль был почти готов.
Пазел знал, потому что слегка помог « Чатранду» подготовиться. Дважды за
эти ночи они подплывали к борту « Чатранда», стоявшего здесь, в темной бухте
Соррофрана. Обе ночи были облачными и безлунными, да и в любом случае сам
Пазел был занят в трюме до момента прибытия. Наконец выйдя на палубу, он
увидел только черную изогнутую стену, покрытую водорослями, улитками и
моллюсками, похожими на сломанные лезвия; пахло смолой, ядровой древесиной и
открытым морем. Сверху донеслись мужские голоса, за которыми последовал
мощный грохот — на палубу « Эниэля» опустилась платформа. На этот подъемник
начали грузить мешки с рисом, ячменем и твердой озимой пшеницей. Затем доски, 9
-
10-
за ними — ящики с мандаринами, барбарисом, инжиром, соленой треской, соленой
олениной, кокосовым деревом, углем; и, наконец, связки капусты, картофеля, батата, мотки чеснока, круги твердого как камень сыра. Еда в умопомрачительных
количествах: запас на шесть месяцев без выхода на сушу. Куда бы ни направлялся
Великий Корабль, он явно не хотел зависеть от местного гостеприимства.
Когда больше ничего нельзя было положить, подъемник поднялся как по
волшебству. Некоторые из старших мальчиков схватились за веревки, смеясь, когда
их подняли прямо вверх, на пятьдесят футов, шестьдесят, и перебросили через
далекие поручни. Возвращаясь на опустевшем подъемнике, они держали в руках
яркие пенни и сладости — подарки от невидимой команды. Пазелу было наплевать
на подарки, но ему до смерти хотелось увидеть палубу « Чатранда».
Прямо сейчас корабли были его жизнью: за пять лет, прошедших с тех пор, как
Арквал поглотил его страну, Пазел провел на берегу меньше двух недель. Прошлой
ночью, когда подъемник стал подниматься в последний раз, осторожность
покинула его: он ухватился за угловую веревку. Джервик разжал его пальцы, и
Пазел рухнул обратно на палубу « Эниэля».
Но сегодня ночью на маленьком суденышке не было груза, только пассажиры: три тихие фигуры в плащах моряков, совершившие этот переход за одну ночь из
Беска в Соррофран. Они держались особняком от команды и даже друг от друга.
Теперь, когда в поле зрения появились голубые газовые фонари соррофранской
верфи, эти трое устремились вперед, по-видимому, желая — так же страстно, как и
сам Пазел — взглянуть на легендарный корабль.
Одним из этих троих, к великому восторгу Пазела, был доктор Игнус
Чедфеллоу — стройный мужчина с обеспокоенными глазами и большими, умелыми руками. Известный имперский хирург и ученый, Чедфеллоу однажды
спас императора и его конную гвардию от смертельной разговорной лихорадки, посадив людей и лошадей на шестинедельную диету из пшена и чернослива. Он
также собственноручно спас Пазела от рабства.
Трое пассажиров поднялись на борт на закате. Пазел и другие смолбои
пихались и толкали плечами друг друга у поручней, соревнуясь за возможность
протащить сундуки на борт за пенни или два. Заметив Чедфеллоу, Пазел вскочил, помахал рукой и почти закричал: Игнус! Но Чедфеллоу бросил на него мрачный
взгляд, и приветствие застряло у мальчика в горле.
Пока Нестеф приветствовал своих пассажиров, Пазел тщетно пытался поймать
взгляд доктора. Когда кок крикнул: «Смолки!», он спрыгнул с трапа раньше других
мальчиков, потому что у Нестефа была привычка приветствовать новых
пассажиров кружкой горячего чая с пряностями. Но сегодня вечером на чайном
подносе было нечто большее: кок нагрузил его печеньем из мускусной ягоды, конфетами из красного имбиря и семенами лукки, которые нужно было жевать для
тепла. Тщательно удерживая равновесие, чтобы не уронить деликатесы, Пазел
вернулся на верхнюю палубу и направился прямо к Чедфеллоу, его сердце бешено
колотилось в груди.
10
-
11-
— Если вам будет угодно, сэр, — сказал он.
Чедфеллоу не оторвал глаз от залитых лунным светом скал и островков, и, казалось, не услышал. Пазел заговорил снова, громче, и на этот раз доктор, вздрогнув, обернулся. Пазел неуверенно улыбнулся своему старому благодетелю.
Но голос