Наследие Сири (СИ) - Брай Марьяна
Мне стало по-настоящему страшно. Я попросила Исту показать мне где можно привести себя в порядок, и может быть, переодеться. Если это заигравшиеся реконструкторы, или психи, у меня могут быть проблемы. Но мое тело… от удара по голове грудь не вырастает. И на 4 размера не худеют. Наверное, я сошла с ума, и сейчас в психушке, под очень забористыми лекарствами. И вижу в своем больном воображении все это.
Иста отвела меня за дом. Сразу за ним был большой навес, под которым лежало сено. Навес заканчивался почти возле речки — она протекала метрах в двадцати от дома, только чуть ниже. В глиняном берегу вырезано пять ступеней, и обиты маленькими дощечками. Сразу у лестницы внизу настил из досок, уходящий довольно далеко в реку. Речка была широкой, противоположный берег был крутой, заросший густыми соснами. Я обернулась к дому — он стоял очень удачно — река делала поворот, и течение было не очень большим. Я залюбовалась этим местом.
— Можешь помыться — отец в мастерской. Юта сейчас принесет тебе чистое и мыло. И будем обедать. — Иста развернулась, и пошла вверх к дому.
— Спасибо, а мыться прямо в реке? — с улыбкой спросила я у Исты.
— Да, еще пятнадцать ярких можно в речке мыться — вода теплая, — Иста вернулась ко мне и обеспокоенно прошептала: — Сири, отец в мастерской будет еще долго, обед ему туда отнесу, а мы с тобой поговорим. Помоешься, приляг в своей комнате. Если вдруг он войдет в дом, сделай вид, что ты спишь.
Юта принесла мне очень странный кусок мыла, он больше был похож на спрессованный кусок рубленной травы с пластилином. Пахло от него достаточно хорошо — свежескошенной травой, или водорослями. Я посмотрела с плотика в воду — дно галечное, возле плотика снуют мальки. Вода прозрачная. И тут я сместила фокус на гладь воды и увидела в отражении блондинку с короткой стрижкой — практически выбритыми висками, и средней длины ежиком. На голове болталась прилипшая к ране тряпка. Я подняла руки к голове — девушка в отражении повторила мои действия. Это не могу быть я, у меня волосы чуть длиннее, и они темно — каштановые. У меня загорелая кожа и карие глаза! Но зеленоглазая блондинка упорно продолжала повторять все мои движения.
Ладно, Юль, давай искупаемся, а там будем решать что с этим делать. Я разделась и вошла в воду. Белая кожа моментально стала синеватой — проточная вода была прохладной. Я намочила голову, и осторожно отодрала тряпку. Крови нет — уже хорошо. Намылила тело странным куском мыла, и натерлась тряпкой с головы. Мыло достаточно хорошо мылилось. Я мыла чужое тело своими чужими руками. Уважаемые психиатры, отмените лекарство, иначе, я не смогу отказаться от этой груди. Пытаясь найти хоть какую — то причину всего что видела, я вышла из воды на плотик, вытерлась отрезком ткани, надела чистое платье — точную копию вчерашнего, но чистое, и пахнущее мылом.
Вышла к дому, и сразу прошла в комнату. Пахло пшенной кашей и еще чем — то жаренным, похожим на кабачки. В главной комнате возле стола суетились Иста и Юта. Иста кивнула мне, мол, правильно, уйди пока к себе. В комнате я лежа слушала голоса мамы с дочкой, и боялась прихода отца. Чей он отец? Наш? Мы сестры? Потом поняла, что я начинаю думать в совершенно другом русле. Вспомнила наш разговор о жизни в средневековье, о пяти зажигалках оператора.
Иста отправила дочь с глиняной миской и завязанным в полотенце хлебом, и велела дать травы овцам. Наверное, она не хочет, чтобы девочка подслушала наш разговор.
— Сири, иди сюда, пообедаем, и ты расскажешь мне — что ты помнишь. — Иста улыбнулась и отвернулась к огню, над которым висел котел. На камнях стояла большая сковорода. Она накладывала в глиняные миски что — то темное, похожее на рагу, и добавляла из сковороды какие — то жаренные овощи. Сняла большой котел, и повесила другой, наполненный водой. Длинной кочергой скучковала угли под котлом, и принесла на стол большой каравай уже отрезанного хлеба.
Я села за стол, и с благодарностью подвинула свою миску.
— Поешь хорошенько, ты два дня спала, должно быть знатно проголодалась! — улыбнулась Иста, нарезая серый, почти черный хлеб огромным ножом.
— Как два дня? — деревянная ложка со странной кашей — рагу зависла у меня перед ртом.
— Ешь, не гневи Фару, — строго ответила Иста, и принялась за еду.
Каша была непонятной, но вкусной — крупа по запаху напоминает пшено, а выглядит как перловка. В каше было мясо и травки. Жареный овощ я так и не узнала, но на вкус он оказался практически картофелем, только сладким. Странное сочетание, но чем больше я ела, тем сильнее урчал желудок.
Мы пообедали, и хозяйка сняла котел с кипятком на большой плоский камень. Принесла мешок, похожий на наволочку, и бросила из него в котел горсть трав — запахло покосом и детством. Она разлила чай по большим, почти литровым кружкам, и села напротив меня.
— Расскажи мне что ты помнишь? — спросила Иста, и стала дуть на горячий чай.
— Помню только как проснулась в поле от криков Юты, а до этого я не помню ничего, — я решила подыграть, и не рассказывать всего.
— Ночью кричали мальчишки, что горят дома в соседнем стане. Мы собрали овец, и ты погнала их в лес, если этим бандитам нечего украсть, они уходят. Оставили десять старых овец в загоне, с остальными ты ночью ушла. Юта спряталась у речки, а мы с отцом прятали в мастерской инструменты. Благо, пчел он уже перевез домой, мы спустили их в схрон под мастерской. Перенесли туда железо, мед, запечатали схрон. Но они обошли дом, и пошли полями — видимо поняли, что нужно смотреть в лесу. Вернулись домой десять овец, и вот остались еще десять старых. Тридцать три они забрали. А мы даже не успели их постричь — через пятнадцать ярких приедут за шерстью. Нам теперь не хватит денег, чтобы пережить зиму. Бор вернется только весной, а…
- Иста, а мы с тобой сестры? — перебила я девушку.
— И правда, ты ничего не помнишь, — на глазах ее появились слезы, — мы не кровные сестры, наши мужья — братья. В мастерской сейчас их отец — Севар.
— Стой. Я замужем? — я чуть не пролила всю кружку.
— Да, твоего мужа зовут Бран, но он уже пять холодных не возвращается из плаванья. Поверил старому врунишке, что за большим морем есть богатые земли. Его даже отец уже не ждет, хоть и не признает, что он может не веруться — он просто верит в чудо. Ты только не плачь, — взяла меня за руку Иста, — мой Бор ушел проверять земли, они ищут стоянки васаров. Наш карл всегда берет Бора с собой — он воин без страха, и карл щедро платит ему за верность. Юта его дочь.
Холодные, это скорее всего зимы. Значит моего мужа нет дома пять лет. Детей у нас нет. Яркие — это дни, значит через пол месяца нужно сдать шерсть с овец, и жить на эти деньги всю зиму. Батюшки, что за дичь!
— Иста, а кто такой Карл?
— Это правитель наших земель, — Иста сделала какое-то возвышенное лицо, скорее всего этот Карл что-то типа Ким Чен Ына, она чуть не плачет от радости, произнося его имя. — Он великий и мудрый правитель. Его зовут Драс.
— Так Карл или Драс?
— Карл Драс — ответила Иста.
Карл, это скорее чин, а не имя. Я начала смиряться с ситуацией, хотя в душе теплилась надежда, что это какой-то очень дорогой розыгрыш. Очень слабая надежда.
Глава 4
Иста рассказала мне о жизни в деревне. Это большое поселение — целых тридцать дворов, и называется стан Уклам. Название поселения происходит от реки Укла. Река впадает в Среднее море, она судоходная, судя по тому, что по ней к морю можно идти на лапахе — большой лодке. Лапах может выходить в море, если поднимет большие ткани, которые называются версы. Бога ветра зовут Вер. Запомнить это практически невозможно, и записать негде. Юля, тебе понадобится очень большой объем памяти, иначе «операционка» зависнет уже к вечеру.
Таких станов в ведомстве карла Драса двадцать. Все занимаются земледелием, скотоводством, обработкой дерева и прочими мелочами в меру умений. Земля дает хороший урожай. На севере от Уклама земли под защитой карла Оруса, на востоке земли карла Бира, на юге земли карла Фара, на западе управляет карл Корс.