Вольфганг Хольбайн - Возвращение колдуна

Некрон стоял спиной к нему, в заклинающем жесте протянув руки к двери. Бесформенный предмет, висевший на месте замка, начал пульсировать.

«Он бьется, — содрогаясь от самого зрелища, подумал Раоуль. — Бьется, как огромное живое сердце».

Всю вторую половину дня было пасмурно. Серый туман навис над городом, и, как всегда, когда нетерпеливо ждешь чего-то определенного, время жестоко тянулось, словно густой сироп.

В Лондон я прибыл только вчера ночью. Позади остались четыре недели путешествия на корабле, на котором я пересек океан, и один день езды из Саутгемптона в Лондон. После ужасных событий в Инсмаусе я просто должен был увидеть Присциллу. Дух ведьмы Лиссы, которая долго владела ее телом, был окончательно уничтожен моим отцом. А вот уговорить Говарда возвратиться в Лондон оказалось не так-то легко, и лишь моя сверхъестественная сила убеждения помогла мне сделать это. В конце концов он согласился, но при условии, что поедет на три дня раньше меня. Для того чтобы, как он выразился, подготовить все к моему приезду.

Шеннон и Рольф остались в Аркаме. Шеннон заперся в своей комнате в университете и не хотел больше никого видеть. Я очень хорошо понимал молодого человека: слишком много обрушилось на него в последние дни. Ему нужно было время, чтобы все обдумать и справиться со своими сомнениями и страхами. Рольф пообещал присмотреть за ним.

В Лондон я прибыл на день раньше. Благодаря попутному ветру парусник, на котором я отправился в путь, пересек Атлантический океан быстрее, чем было запланировано. Так что ночь я провел в отеле, даже не встретившись с Говардом. Вместо него очень рано, почти на рассвете, объявился доктор Грей, хороший друг Говарда, который заботился о Присцилле во время ее «болезни».

Присцилла была в Лондоне! От одной этой мысли я радовался как ребенок. Но мой восторг по поводу скорой встречи оказался преждевременным: доктор Грей всю первую половину дня таскал меня по разным лондонским инстанциям. Они с Говардом успели все подготовить, позаботившись о необходимых бумагах, которые требовались для моего окончательного вступления в наследство, доставшееся от отца. Таким образом, мне пришлось несколько часов заниматься тем, чтобы поставить несметное количество подписей, тысячи раз поклониться перед мелкими чиновниками и столько же раз ответить на глупые вопросы.

Единственным утешением была мысль о том, что после удачного завершения этой канители с юридическими тонкостями даже для самых тупых британцев я буду сыном Родерика Андары. Мой отец как колдун ни в какой картотеке, естественно, не фигурировал, зато он был довольно состоятельным гражданином.

На улицах Лондона таял последний снег, когда мы с доктором Греем покинули Королевское британское ведомство по охране здоровья и снова сели в экипаж. Белоснежное покрывало, застилавшее город с утра, превратилось в заштопанный ковер из слякоти и коричневой грязи. В этом году зима никак не хотела отступать, но сегодня, 15 мая 1885 года, она наконец-то была побеждена. Мне было зябко. Моя одежда стала влажной и тесной, хотя я достал ее из чемодана только сегодня утром. Даже жаркий огонь, всю ночь горевший в камине моего номера в отеле, не смог окончательно изгнать сырой холод.

Одной рукой я приподнял обитый мехом ворот, а другую руку спрятал в карман. Несмотря на это, я все равно дрожал от холода.

— Слишком много старого доброго скотча или слишком много молодых английских девушек? — улыбаясь, спросил доктор Грей.

— Слишком мало хорошего американского сна, — мрачно ответил я, уткнувшись в воротник.

Однако сарказм, который я хотел вложить в свои слова, не достиг цели. Вдобавок ко всему мои зубы начали стучать всякий раз, когда экипаж, явно без рессор, подпрыгивал на каждой выбоине или кочке. Наглые усмешки Грея все больше раздражали меня, и я едва сдерживал себя, чтобы не накричать на него. Если и было в этой жизни что-то, выводившее меня больше, чем ограниченные чиновники или заклятые враги, которые мечтали уничтожить сына Родерика Андары, так это люди, подобные Грею. Человек, который начинал свой день еще до восхода солнца и при этом сохранял хорошее настроение, излучая благодушие, вызывал во мне протест.

Доктор Грей был, наверное, самым ярким представителем этого типа людей. Ему мало было вытащить меня из кровати еще до завтрака. (Обычно я завтракаю ближе к девяти, и все другие вмешательства до восьми рассматриваю как умышленные телесные повреждения.) Нет, он даже не мог удержаться от улыбок и шуток в течение всего суматошного дня, который отнял у меня последние силы. Мне все время казалось, что Грей вот-вот лопнет от своего хорошего настроения.

Я готов был задушить его, если бы не страшная усталость: ведь мне не удалось поспать и трех часов.

— Скоро все закончится, Роберт, — мягко сказал Грей. — Самое худшее уже позади. Осталась пара формальностей, но я улажу их сам.

— Далеко еще? — спросил я.

Грей наклонился к узкому окну экипажа, отодвинул занавеску и, сощурившись, выглянул в туман.

— Мы почти на месте, — провозгласил он. — Вчера вечером я успел отдать распоряжения прислуге приготовить сытную еду и несколько литров крепкого кофе.

Валериана и теплая постель были бы мне сейчас больше по душе, но я смирился с судьбой и лишь беззвучно вздохнул. Облокотившись на мягкую обивку, я попытался вздремнуть хотя бы несколько минут, которые мне остались.

Естественно, я не заснул, потому что, несмотря на усталость, меня переполняло нетерпение от предвкушения увидеть то, что подготовили для меня мои друзья. Грей, этот солидный господин почтенного возраста, всю вторую половину дня интриговал меня таинственными намеками. Я не знал, куда мы едем, и что меня ждет там. Вероятно, это должен быть дом, который нашли мне Говард и Грей, чтобы у меня наконец-то появилось постоянное место жительства в Лондоне и мне не приходилось жить то в гостиницах, то в пансионах. Скорее всего, так и есть. Признаться, это было моим единственным предположением.

Когда экипаж, последний раз качнувшись, остановился, я с облегчением вздохнул. Лошадь беспокойно забила копытами по мокрой мостовой. Ее уздечка зазвенела. Все эти звуки отдавались странным эхом от зданий на улице. Затем дверь экипажа распахнулась и кучер в цилиндре заглянул к нам.

— Приехали, сэр, — сказал он, обращаясь к Грею. — Эштон Плейс, номер 9.

— Эштон… — протянул я и замолчал, увидев насмешливый блеск в глазах Грея.

Вот почему он устроил столько шумихи вокруг моего нового дома! Хотя я не так хорошо был знаком с Лондоном, однако понимал, что имеется в виду под этим названием. Конечно, это место нельзя было считать самым респектабельным в столице, поскольку есть и более шикарные, чем Эштон Плейс. Букингемский дворец, например…