Ольга Романовская - Дама с единорогом

— А о чём это ты? — нахмурился барон.

— Я буду до конца дней своих несчастна. Ведь я не люблю его…

— Эх, надо было тебя больше пороть! — с чувством пробормотал Джеральд. — Тогда бы ты о любви не болтала.

— Батюшка, ведь без любви нет и уважения! Там, где нет любви, живёт безразличие, толкающее к греху…

— Хватит! — побагровев, рявкнул барон, всем корпусом подавшись вперёд. — Заткнись, дура!

Жанне показалось, что он сейчас изобьёт её до полусмерти, изобьёт так же, как избил когда-то её мать на глазах у маленькой дочери. После она долго ходила в синяках. А теперь у него такое же лицо, как тогда — гневное, побелевшее, со сдвинутыми бровями — она хорошо его запомнила. Но Джеральд её не избил, он поступил иначе. Барон толкнул её; не удержавшись на ногах, баронесса упала лицом в подушки. Придавив её, не обращая внимания на её всхлипывания и мольбы, он стащил с неё пояс и, задрав юбки, выпорол, вложив в удары всю свою злость.

— Решено: в этом же месяце ты обручишься с графом, а после выйдешь за него замуж. — Окончив экзекуцию, барон бросил пояс на постель. — И никаких возражений!

— Но, отец… — Она робко взглянула на него из-под сетки перепутавшихся волос.

— Выйдешь, иначе я запру тебя. На самом верху.

— Но почему не здесь?

— Чтобы уж точно не убежала. Просидишь там до свадьбы.

— До свадьбы? Свадьбы не будет! Я пошла характером в Вас, и, если уж что-то решила, то не изменю решения.

— Упрямая девица! — Уоршел в сердцах стукнул кулаком по постели. — Хочешь навсегда остаться старой девой? Провидение послало тебе такого жениха, а ты… Решено, с завтрашнего дня ты будешь жить под замком. Вернёшься сюда только после помолвки.

— Я покорюсь Вашей воле, но это не изменит моего решения. Мне позволено будет посещать службы и оставить при себе служанку?

— Обойдёшься службами по праздникам. Служанку я тебе оставлю, но это тебе не поможет. Ключ будет храниться у меня, и уж я прослежу, чтобы ты не сбежала.

Жанна кивнула. Она не смела взглянуть на отца, но чувствовала на себе его тяжёлый взгляд. Наконец он ушёл. За ковром-перегородкой послышалась громкая ругань, и из-за него, как ошпаренная, вылетела Джуди, перепуганная и раскрасневшаяся.

— И что же мне теперь делать, Джуди? — вздохнула баронесса.

— Не беспокойтесь, госпожа, я всё устрою. Вы же по баннерету скучаете? Ну, так я найду способ передать ему от Вас весточку.

— Что бы я без тебя делала, Джуди!

Служанка чуть заметно улыбнулась.

— Ещё бы, что Вы без меня можете? — подумала она. — Пожили бы, как я, хоть месяц — вмиг бы думать научились. А так…. Зачем ей думать, когда для этого вон сколько людей существует!

ГлаваVIII

Порыв ветра, как парус, вздул его плащ. Роланд мельком оглядел унылую равнину и похлопал по шее каурого жеребца. Он любил его и даже не поскупился на уздечку из тонко выделанной воловьей кожи с серебряными заклёпками. Она могла стоить ему жизни, — в лесах промышляло множество разбойников. Роланду Норинстану пока везло: всех, кто пытались его обокрасть, с распростертыми объятиями приняли в Аду.

Граф Норинстан не соответствовал воспетому менестрелями идеала рыцаря, хотя бы потому, что через пару лет должен был разменять четвёртый десяток, и волосы, по примеру юных модников, он не завивал и не красил. Стихи граф бросил писать в юности, потеряв свою первую и пока единственную любовь. С тех пор он не носил на запястье рукав дамы сердца, зато любил охоту, доброе вино и хорошеньких женщин. Но что-то от идеала в нём всё-таки было: во время сирийского похода короля Эдуарда он проявил так любимые сочинителями рыцарских романов храбрость и верность делу Христову.

Граф был шатеном со слегка вьющимися от природы волосами. Лицо — без отметин людей и природы, с широкими скулами, густыми раскосыми бровями; глаза — карие, на радужке правого — зелёное пятнышко. Следуя моде, Норинстан не отращивал бороду по дедовскому методу, ограничившись ухоженной короткой бородкой: хочешь иметь успех у женщин — умей хорошо выглядеть. Иными словами, наружность графа была не лишена приятности, находившей живой отклик в скучающих женских сердцах, в том числе и в сердце графини Фландрской.

Граф происходил из старинного княжеского валлийского рода, той его ветви, что тесно переплелась с английскими маркграфами. По матери он даже находился в далёком родстве с одним из английских королей. По стечению обстоятельств Роланд родился в Уэльсе, но ещё в раннем детстве покинул родину, окончательно превратившись из Роуланда ап Османда в Роланда Норинстана. Вместе с родителями будущий граф поселился в замке Орлейн близь Рединга, доставшемся Османду Норинстану в числе прочего приданого жены; там же появились на свет его братья Джеймс и Дэсмонд и пятеро сестёр — Алоиз, Джейн, Маргарет, Гвендолин и Флоренс.

Стараниями безвременно овдовевшей матери, женщины в высшей степени благородной, перечисление предков которой заняло бы не одну страницу, он получил блестящее образование и был благосклонно принят при дворе. Это пошло ему на пользу, доказательством чего служило то, что он был включён в состав английского посольства к французскому королю; в юности же, ещё до Сирии и своей несчастной любви, он пару лет прожил в Нормандии, на земле предков матери. А потом была несчастная любовь и горячее солнце Востока, отчаянные сражения с сарацинами, жажда, болезни и милость короля. Вместе с ним возвратившись в Англию в 1273 году, новоиспеченный граф зарекомендовал себя рьяным сторонником королевской власти и безжалостным противником баронского своеволия. Помнили его и жители Уорикшира, обитатели его Хотсвиля, выступления которых он жестоко подавил.

Норманно-саксонское дворянство не питало любви к "выскочке", с нескрываемым удовольствием побеждавшим их на турнирных полях. Они недолюбливали графа за то, что он, будучи валлийцем по отцовской линии, вёл себя, будто саксонец, чьи предки получили рыцарское звание до прихода Вильгельма Завоевателя, но вынуждены были с ним считаться.

Норинстан наслаждался минутами, когда высокомерные, но обделенные деньгами и властью норманны вынуждены были выполнять его решения или смиренно просили замолвить словечко за их сыновей. Он втайне упивался своей скромной местью над англичанами, кровными врагами родины его предков.

Многие позволяли себе отзываться о Норинстане самым нелицеприятным образом, но немногие решились бы повторить то же самое ему в лицо: слишком уж памятна была судьба их не столь благоразумных предшественников, проигравших "суды чести" и гнивших теперь в могилах. В делах чести граф был щепетилен и сполна отдавал долги.